Ирвин Ялом - Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти

Джулия ответила, не задумываясь, и я до сих пор помню, как она произносила эти слова с резким британским акцентом:

— Я сказала бы ей: в таком случае ваша жизнь — абсурд!

Вот и Джулии нужно было отыскать способ прекратить жить в абсурде. Мы проанализировали дух соперничества в ее супружеских отношениях, а также истинный смысл набросков, пылящихся в ее столе и в шкафах. Например, мы подумали о том, не являются ли ее мысли о другой судьбе способом противостоять той прямой линии, которая протянута от рождения до смерти? Можно ли считать ее неоконченные работы расплатой за неисследованные глубины ее таланта? Возможно, Джулии важно было сохранять веру в то, что она могла бы создавать хорошие вещи, если бы только пожелала. Возможно, ее привлекала мысль, что она могла бы стать великой художницей, будь на то ее воля. Но могло быть и так, что ни одна из ее работ не достигала того уровня, которого она от себя требовала.

Джулию особенно волновала последняя мысль. Она была недовольна собой и подгоняла себя стишком, который услышала на школьном дворе, когда ей было восемь.

История Джулии — еще один пример того, какие скрытые формы может принимать страх смерти. Она обратилась к врачу из-за ряда симптомов, которые на самом деле маскировали страх смерти. Более того, как и в случае с Элис, эти симптомы проявились после смерти близкого ей человека — события, сыгравшего роль пробуждающего переживания и вызвавшего конфронтацию с собственной смертью. Лечение продвигалось быстро, и уже через несколько сеансов ее горе и болезненные реакции исчезли. Джулия сумела понять, что проблема заключается в неэффективности ее жизни, не дающей возможности самореализации.

«Что именно пугает вас в смерти?» — я часто задаю своим пациентам этот вопрос, потому что он влечет за собой ответы, способные ускорить лечение. Ответ Джулии — «все то, чего я не сделала в жизни» — обнаруживает тему, неминуемо возникающую у людей, размышляющих о жизни перед лицом смерти. Возникает положительная корреляция между страхом смерти и чувством непрожитой жизни . [14] Справедливость этого вывода подтверждает докторская диссертация Шерил Годли, в которой выводится обратная зависимость между удовлетворением от жизни и страхом смерти. Иными словами, чем меньше степень удовлетворения от жизни, тем острее страх смерти. Godley, С. Death Anxiety, Defensive Styles, and Life Satisfaction. Unpublished doctoral dissertation, Colorado State University, 1994.

Иными словами, чем менее эффективно прожита жизнь, тем болезненнее страх смерти. Чем меньше вы совершили за свою жизнь, тем больше боитесь смерти. Ницше убедительно высказал эту мысль в двух коротких эпиграммах — «Проживи жизнь до конца» и «Умри вовремя!» Так сделал и Грек Зорба, сказав: «Не оставляй смерти ничего, кроме сожженного замка». [15] Kazantzakis, N. Zorba the Greek. New York: Simon and Shuster, 1952 (Originally published 1946). Сартр в своей автобиографии писал: «Я полегоньку близился к кончине, зная, что надежды и желания мне строго отмерены для заполнения моих книг, уверенный, что последний порыв моего сердца впишется в последний абзац последнего тома моих сочинений, что смерти достанется уже мертвец». [16] Sartre, J.-P. The words. New York: Vintage Books, 1981, p.198 (Originally published 1964). (Перевод Ю. Яхниной и Л.Зориной — прим. ред.).

Джеймс, 46-летний помощник юриста, обратился ко мне по ряду причин: он ненавидел свою работу, чувствовал беспокойство и неприкаянность, злоупотреблял алкоголем, не имел близких отношений ни с кем, кроме своей жены, с которой был несчастлив. На нашем первом сеансе под целым сонмом проблем — супружеских, профессиональных, межличностных, связанных с алкоголем, — мне не удалось найти очевидной связи с такими экзистенциальными проблемами, как преходящесть, смертность или сама смерть.

Однако вскоре я заметил проблемы, идущие из более глубоких слоев его личности. Как только речь заходила о его отчуждении от людей, мы всегда заканчивали обсуждение на одной и той же точке: на смерти его старшего брата Эдуардо. Эдуардо погиб в автокатастрофе в возрасте 18 лет, когда самому Джеймсу было 16. Два года спустя Джеймс уехал из Мексики и поступил в колледж в Америке. С тех пор он виделся со своей семьей только один раз в году — в ноябре, чтобы почтить память брата в День мертвых (El Dia De Los Muertes).

Вскоре на каждом сеансе начала всплывать тема начала и конца. Джеймса не оставляли эсхатологические мысли, он практически выучил наизусть Апокалипсис. Но привлекал его и момент начала, в особенности древние шумерские тексты, в которых, по его мнению, указывалось на внеземное происхождение человечества.

Мне было нелегко с ним работать. С одной стороны, ничего нельзя было сделать с его чувством скорби — эмоциональную реакцию на смерть брата покрывала пелена забвения. О похоронах Эдуардо Джеймс помнил только одно: он видел там себя и понимал, что он — единственный, кто не плачет. Джеймс рассказывал, что он воспринимал ситуацию так, словно прочел в ежедневной газете о смерти в какой-то посторонней семье. Даже в День мертвых Джеймс чувствовал, что его тело здесь, однако разум и душа — где-то далеко.

Боится ли он смерти? Для Джеймса этот вопрос не имел смысла, он не раз говорил, что смерть представляется ему лишенной всякой угрозы. На самом деле он считал это благоприятным событием и с нетерпением ждал ее как возможности воссоединения с семьей.

Я изучил его паранормальные убеждения с разных сторон, изо всех сил стараясь не показать своего крайнего скептицизма и не вызвать у Джеймса защитную реакцию. Моя стратегия заключалась в следующем: я пытался сосредоточиваться не на содержании (факторов за и против внеземных явлений или следов пребывания НЛО), но на двух других аспектах — на психологическом значении его интересов и на его эпистемологии (то есть пытался уточнить, каким образом он узнал то, что знает, и какими источниками и свидетельствами пользовался).

Я спросил его, почему он, несмотря на прекрасное образование водном из колледжей Лиги Плюща, упорно игнорирует научные исследования по вопросам происхождения человечества. Почему его влекут эзотерические убеждения? На мой взгляд, они не приносили Джеймсу ничего, кроме вреда, увеличивая его отчужденность: он не мог поделиться ими с друзьями, боясь прослыть чудаком.

Все мои попытки практически не давали результата, и вскоре терапия зашла в тупик. На сеансах он чувствовал беспокойство, вел себя вызывающе, и, как правило, начинал наше общение скептическим или дерзким вопросом, например: «Ну, и сколько еще продлится наше лечение?», или: «Ну что, я уже почти выздоровел?», или «Ну что, мой случай относится к тем, которые позволяют докторам бесконечно качать деньги?».