Вадим Ротенберг - Сновидения, гипноз и деятельность мозга

Таким образом, каждый тип памяти имеет свои преимущества и ограничения. Образная правополушарная память более гибка, спонтанна, обеспечивает более длительное хранение следа, но процесс его целенаправленного, упорядоченного извлечения в обычном состоянии сознания требует активного участия левополушарных механизмов. Они имеют также преимущество в тех случаях, когда нужно запомнить строго упорядоченный, хорошо организованный материал. Однако возможности этих последних принципиально более ограничены и требуют существенных дополнительных энергетических затрат. В связи с этим извлечение из правополушарных хранилищ может быть более эффективным в особых состояниях, например, в гипнозе, когда функции левополушарного мышления временно ослабевают, но в то же время, в связи с особенностями ситуации, устраняется и эффект интерференции, а направленность извлечения задается извне гипнотизером.

Может быть также поставлен вопрос, не с особенностями ли образной памяти связаны внезапные и происходящие спонтанно, безо всяких усилий, припоминания забытого материала, который субъект до того долго и безуспешно пытался вспомнить. Такое припоминание напоминает внезапное озарение в процессе творчества, которое связывают с активностью правого полушария мозга.

Образная память во многом тождественна так называемой эпизодической памяти, которая фиксирует не заученные формальные и внешние по отношению к субъекту знания, а события личной жизни человека. В цитированной работе Л. Р. Зенкова и Л. Т. Поповой показано, что органическое повреждение левого полушария не приводит к нарушению эпизодической памяти, и что она вообще является более устойчивой. Это хорошо объяснимо, если учесть, что связи между событиями личного опыта не являются ни единичными, ни линейно-однозначными: каждый эпизод, и особенно значимый, оказывается вплетенным в сложный контекст других событий и чувств, и, в немалой степени, благодаря такому богатству связей, даже однократно совершающиеся события могут фиксироваться в памяти навсегда.

В заключение остановимся на опросе, связанном с особенностями памяти при церебральном атеросклерозе. Широко известно, что в выраженных случаях для склеротических изменений памяти характерно нарушение кратковременной памяти на текущие события и особенно нарушена способность к усвоению новых знаний при сохранении памяти на события прошлого, хотя они и могут сдвигаться во времени. Мы полагаем, что изложенные представления о принципах организации образной и логико-вербальной памяти позволяют дать гипотетическое объяснение этому феномену. Склеротические расстройства памяти могут быть обусловлены сочетанием дефекта «левополушарной» памяти, как наиболее уязвимой и чувствительной к любым альтерирующим факторам, и возрастным снижением функциональных возможностей правополушарного мышления, то есть слабой способности к включению новой информации в многозначный контекст.

Лет 12 назад я участвовал в одном заседании «круглого стола», посвященном проблеме воспитания, обучения и здоровья. Прямо напротив меня расположился пожилой мужчина, который выглядел «застегнутым на все пуговицы». Он производил впечатление крупного чиновника и всем своим видом тщательно «держал дистанцию» между собой и остальными участниками совещания. Позже выяснилось, что это член Академии медицинских наук, директор Института педиатрии. Речь зашла о воспитании и развитии творческих способностей ребенка. Академик насторожился. «Я не вполне понимаю, о чем идет речь, – сказал он, всем своим видом и тоном показывая, что это не он не понимает нас, а мы не понимаем, о чем говорим, – какое творчество? Человек должен выполнять свои обязанности в свое рабочее время – при чем тут творчество?» Разговор, однако, продолжался, и кто-то из собеседников неосторожно использовал словосочетание «творческий экстаз», характеризуя высший подъем всех душевных сил во время творческого акта. И тогда академик воскликнул: «Ну, это уже вообще за границей…». Он хотел сказать «за границей понимания» или «за границей здравого смысла», но не договорил. И я тут же спросил его, ласково и наивно: «Ну почему же только за границей? У нас это тоже иногда встречается».

Инстинктивная ненависть чиновников к творчеству – чиновников не по занимаемому положению, а по мировосприятию – естественна и понятна.

Творчество не удается регламентировать, им невозможно управлять (даже у самих творцов это не очень получается, не говоря уж об администраторах), и его невозможно включить в производственные планы и назначить, как совещание, на определенные часы рабочего времени. Но не поддаваясь регулированию, творчество оказывает серьезное влияние на деятельность не только самого творца, но и большого коллектива, а иногда и всего между народного профессионального сообщества – и тем самым фактически ставит под сомнение руководящую роль администратора. Чего же, кроме классовой ненависти, можно ожидать в этой ситуации от чиновника?

Примерно в то же время я участвовал в обсуждении проблем творчества в редакции журнала «Знание – сила». Заседание вел весьма влиятельный тогда человек, редактор журнала «Коммунист» академик И. Т. Фролов. И когда я произнес панегирик творчеству как движущей силе прогресса и к тому же гарантии индивидуального здоровья (ибо в творчестве в чистом виде проявляется поисковая активность, о спасительной роли которой написано в других главах этой книги), Иван Тимофеевич воскликнул: «Куда вы нас зовете? Что будет делать общество с таким количеством творцов? Кто будет добросовестно заниматься обычной рутинной работой?» (Помните: «человек должен выполнять свои обязанности в рабочие часы» – прямо какой-то заговор советских академиков против творчества!). И хотя я несколько опешил от такого нажима могущественного профессора «от ЦК» (и тут же сделал для себя вывод, что с процессом выдавливания из себя по капле раба дело обстоит не так уж блестяще), я все же попробовал протестовать и объяснить, что работающий без творческой жилки человек в конце концов перестает уважать и себя, и свой труд, а без такого уважения, без чувства собственного достоинства никакую, даже самую примитивную работу нельзя выполнять успешно. Потому что мы не роботы, и интеллект у нас не искусственный, и результаты нашей деятельности зависят от нашего самовосприятия, на которое процесс творчества влияет весьма благоприятно. Разумеется, мне не удалось переубедить собеседника – там, где логика приходит в противоречие с личными и клановыми интересами, она терпит крах.