Робин Скиннер - СЕМЬЯ И КАК В НЕЙ УЦЕЛЕТЬ

Джон.О'кей, это была семья с «ходунком-разбойником». А как работает система в семье с «ходунком», который и мухи не обидит?

Робин.То есть в той, где ярость загнали в подполье, потому что семья не умеет с ней справляться?

Джон.Да. Только тогда мне непонятно, может ли система работать. Если ярость держит каждого «в связке», одновременно позволяя ему удерживать дистанцию, он же потеряет дистанцию, подавив ярость.

Робин.Не потеряет. У него есть возможность вести пассивное сопротивление, устраивать что-то вроде сидячих забастовок.

Джон.А пример не приведете?

Робин.Примеров можно привести много, чаще всего я сталкивался с «необучаемостью» у детей, уже пошедших в школу. Ребенок пялится на доску, морщит лоб, глубокомысленно сосет карандаш, но в него ничего не проникло!

Джон.Да, помню, был у меня такой мальчуган в годы моего учительства. Он внимал с таким усердием, что на внимание растрачивались все его силы, на ответ сил уже не оставалось. Помню, я не смог ему втолковать, что река Нигер находится в государстве Нигерия, а река Конго ─ в Бразильском Конго. Когда я спрашивал его: где река Нигер, в Нигерии или в Бразильском Конго, он всегда затруднялся ответить. Я пробовал его ободрять, говорил, что не думаю путать, говорил, что мечтаю услышать правильный ответ,─ все впустую, он просто не понимал связи между словами, хотя я «протягивал» ее с десяток раз... Нет, я не мог рассердиться, я испытывал какой-то благоговейный страх.

Робин.Рассердились бы, затянись эта пытка. Когда я встречался с учителями, они просто кипели возмущением, ведь ребенок ─ сама невинность, сама беспомощность ─ делал их в собственных глазах виноватыми за то раздражение, которое сам же и вызывал. Фактически их возмущение было вполне обоснованным, потому что такого сорта трудный ребенок, замаскировав, приносил свой бунт против родителей в школу ─ дома он не мог бунтовать открыто.

Джон.Из-за семейного табу.

Робин.Верно. Но мог повоевать ─ конечно, «под маской» ─ в школе с учителями, которые устойчивее родителей к ярости.

Джон.А разве дети не вытворяют подобного дома?

Робин.Дом не школа, дома забастовки принимают иные формы.

Джон.Рассеянность?

Робин.Откладывание дел на «вечное» завтра, медлительность, опоздания, туман во взгляде, когда от них требуется сосредоточенное внимание, решение чем-то заняться, тут же забываемое ради новой затеи, и так далее.

Джон.Просто «отсутствие».

Робин.Точно.

Джон.Значит, ребенок получает с избытком родительское внимание в виде замечаний, и дистанция сохраняется, они не жмутся друг к другу, то есть ребенок следует двойственному указанию «расти не вырастая», а также придерживается табу. Но ведь еще кое-что достигается ─ а? Я в детстве был «отсутствующим» и уверен, что это ─ хитрый путь завоевать какое-то пространство, «кусочек» уединения.

Робин.Сказав про «отсутствие», Вы попали в самую точку. Да, эти дети отсутствуют, они где-то, где могут обрести относительную свободу, свою собственную жизнь ─ подальше от всяких уловок, ловушек, мертвой хватки. Возможно, единственный путь к свободе ─ это уйти в себя, но внешне подчиниться родительской власти.

Джон.Хорошо, а почему они «бунтари» в школе? Потому что там ярость не воспрещается так строго, как дома?

Робин.Именно. Их ярость меньше страшит учителей.

Джон.Притом ребенок ─ ангел с виду.

Робин.Но он нуждается в головомойке за молчаливый бунт точно так же, как «ходунок», шаловливый, проказливый и нормальный, нуждается в указании «гриниц».

Джон.Значит, эта самая «необучаемость» ─ способ нащупать «границы»?

Робин.Верно.

Джон.И если учителя твердо укажут «границы», ну, потребуют взяться за ум...

Робин....тогда, как знаю по опыту, от «необучаемости» и следа не останется.

Джон.Правда?

Робин.Чистейшая. Как только учителя поймут, чего ребенок в действительности добивается, и отчитают, по-настоящему рассердившись, то есть отнесутся к нему как к явному бунтовщику, бунт обернется обыкновенным озорством, которое учителя прекрасно распознают и пресекают, а потом, со временем, ребенок, как и «ходунок» в хороших руках, исправляется. И конечно, легко предсказать, что произойдет дальше.

Джон.Что?

Робин.Родители начнут жаловаться, что ребенок стал вести себя воинственнее.

Джон.Он освободился от табу.

Робин.Именно. Но они не могут с этим мириться. Поэтому-то психотерапевту и важно видеть всю семью и каждому помочь справиться со страхом, вызываемым яростью.

Джон.А что на самом деле такой ребенок думает о своих действиях? Подозревает, что «играет» с яростью?

Робин.Нет, наверное. Нет ─ пока ему твердо не укажут, что мозги «засоряет» ярость. А тогда ребенок, кажется, начинает понимать, что был непокорным. Вел себя вызывающе.

Джон.Но прежде ребенку нужно понять, что люди, отвечающие за него, не боятся ярости и помогут ему обуздать ее.

Робин.Похоже, так. Узнав, что другие способны справиться с яростью, он свободен присвоить чувство ярости и больше не притворяться, что ее в нем нет, ему больше не нужно изолировать ее от тех, на кого она направлена.

Джон.Как это ─ »изолировать»?

Робин.Трудно найти подходящие слова, чтобы объяснить, как это. Я уже говорил: не в том дело, что чувства не испытываются ─ испытываются каким-то образом. Но существуют порознь. А поэтому бессмысленны. Различные чувства ─ ярость, страх и прочие ─ все тут, все «без изъяна», только в чем их неповрежденная суть, человеку неясно, потому что чувства изолированы одно от другого, разъединены. Такая же «прерванность» эмоциональных связей ─ корень, от которого целый букет душевных болезней, называемых «неврозами навязчивых состояний».

Джон.Что такое навязчивое состояние? Когда человек чувствует побуждение что-то сделать, о чем-то думать?

Робин.Человек чувствует, как разные его стороны ведут в нем непрестанную борьбу, которую он не способен решить в пользу той или другой стороны. И даже на самом деле не представляет, за что борьба.

Джон.В чем его отличие от «аутсайдера»?

Робин.Случай тот же, просто «тяжелее» тянет. И как с прочими психическими расстройствами, порочный круг надо искать там, где начинается попытка решить проблему, потому что попытка только множит проблемы. Желание держать себя вне собственной мысленной карты, отдельно от других людей оборачивается «метастазирующим» нарушением единства, когда разъединяются уже разные стороны личности. Одна сторона личности ─ сознание не уравновешивается и не руководит другой ─ инстинктом, побуждениями. Поэтому личность «теряет связь» с собой и не доверяет себе. Постоянно тревожится, что «отбившаяся» сторона полностью выйдет из-под контроля, и кончится все катастрофой.