М Осорина - Секретный мир детей в пространстве мира взрослых

Как мы видим, этот ребенок — «начинающий». Он проживает саму идею самостоятельного спуска: как это — катиться? Как это — самому? Пример старших товарищей недостаточно вдохновляет — они другие. Малыш чувствует себя одиноким и нуждается в понятном ему образце поведения. Кусок мерзлого снега, который ребенок принес и толкнул вниз перед собой, играет роль отделившейся частицы «Я» самого малыша, а ее движение задает ему схему действий. Если старший ребенок, приготовившись к спуску, в уме прикидывает, как он будет съезжать вниз, то маленькому это нужно увидеть воочию, на примере движения предмета, с которым у него есть внутренняя связь типа «это — мое»

Дети семи-восьми лет в совершенстве владеют искусством катания на заду. Они знают, что подложить под себя, чтобы было хорошее скольжение: любят фанерки, куски толстого картона, но также ценят возможность съехать, усевшись на какую-нибудь занятную штуку (ящик от бутылок, таз и т. п.), что усложняет задачу и превращает спуск в игру. Опытные дети хорошо владеют ситуацией: умеют сильно отталкиваться наверху, добиваются максимального ускорения во время спуска, катятся внизу очень далеко. Они равно могут потом или быстро подняться, подобрав свою подстилку и уступая место детям, несущимся вслед, или могут картинно разлечься внизу, чтобы зафиксировать конечный момент спуска и получить полное удовольствие от состояния покоя.

Дети, съезжающие на заду, чувствуют себя в безопасности — падать им некуда. Они наслаждаются телесными ощущениями контакта с поверхностью льда, скольжения и скорости и даже пытаются заострить эти ощущения. Например, увеличивают площадь телесного контакта, когда скатываются на животе, на спине с раскинутыми руками и ногами, или устраивают внизу «кучу-малу» с другими детьми, а потом еще продолжают валяться на снегу, уже сойдя с ледяной дорожки

Ребенок делает все для того, чтобы максимально оживить ощущение своих телесных границ, чувственно прожить присутствие себя в своем теле, ощутить свое витально-телесное бытие и — порадоваться этому. Переживание целостности «Я» всегда наполняет человека энергией и радостью. Недаром взрослого всегда поражает особая живость, с которой дети вскакивают внизу и опять несутся на горку.

Тут будет уместно вспомнить, что в русской народной культуре скатывание с горы всегда связывалось с идеей приобретения и ускорения тока жизненных сил как в человеке, так и в земле, с которой он взаимодействует. Поэтому во время зимних календарных праздников люди всех возрастов старались съехать с горы. Детям оживленная энергия была нужна для роста, молодоженам— для успешного начала совместной жизни, а старикам — для ее продолжения. Считалось, что если на Масленицу старик съехал с горы, то он доживет до следующей Пасхи.

В народной традиции утверждалось, что катание людей с гор также оказывает активизирующее влияние на землю — оно называлось «бужением земли»: катающийся народ будит ее, пробуждает в ней животворящую энергию будущей весны.

В семь-восемь лет ребенок учится скатываться с ледяной горы на ногах, а к девяти-десяти обычно умеет это делать хорошо — способен съезжать с «трудных» гор, высоких, с длинным неровным спуском.

Осваивая это умение, ребенок решает целый комплекс двигательных задач и продолжает познавать, а также физически и психически прорабатывать свое тело. Необходимость держаться на ногах развивает их пружинистость, которая достигается благодаря подвижности суставов и согласной работе кинематической цепи: пальцы ног — лодыжки — колени — таз — позвоночник. Способность удерживать равновесие определяется сотрудничеством мышечных ощущений с работой вестибулярного аппарата и зрения.

Опять же — на ледяной горе происходит естественная тренировка того, что необходимо во многих ситуациях обыденной жизни. Ведь сохранять устойчивость и равновесие желательно везде.

Наблюдая за детьми, можно заметить, что каждый ребенок катается тем способом, который соответствует пределу его личных возможностей, но не превышает его. Ребенок хочет показать максимум своих достижений, но при этом не получить травму. Обычно нормальные дети хорошо чувствуют свой предел. Хуже ощущают его дети-невротики и психопаты: они или излишне пугливы, или, наоборот, лишены чувства опасности.

На горке ярко проявляется способность ребенка изобретать для себя все новые и новые задачи и тем самым делать постоянный вклад в обогащение ситуации. Так продлевает ребенок свое общение с игровым объектом (в нашем случае — с горкой) и превращает его в источник личностного развития. Дети вообще любят игрушки, не имеющие жестко заданного способа их использования: трансформеры и любые предметы с большим количеством степеней свободы — все они допускают много действий «от себя», на усмотрение пользователя.

Когда дети более или менее освоили технические навыки съезда с ледяной горки каким-нибудь из описанных выше путей, их творческий поиск обычно идет за счет изменений позы и расширения способов спуска.

Например, ребенок хорошо съезжает на заду. Вероятнее всего, дальше он попытается научиться разгоняться в начале спуска, перепробует все, на что можно сесть, чтобы лихо съехать и катиться как можно дальше, исследует возможности совершения дополнительных вращений вокруг своей «пятой точки», когда уже на медленной скорости катится по ровной ледяной дорожке на земле, и т. д. Ему будет интересно съехать вниз на животе, на спине, сидя задом наперед, чего дети обычно боятся, «паровозиком» — обнимая руками сидящего впереди ребенка («всколькером поедем?»), на пластмассовом ящике от бутылок, как на троне, и т. п.

Если дальше ребенок не решится перейти на более высокий уровень катания и попробовать на корточках или на ногах, то, вероятно, остановится на каком-нибудь наиболее приятном для него способе спуска и погрузится в игру: катаясь, будет воображать себя в какой-нибудь роли и проживать уже невидимые для внешнего наблюдателя события.

Хотя иногда эти воображаемые события тоже можно разгадать по внешнему поведению ребенка. Вот рядом с ледяной горкой съезжает по крутому снежному склону большой мальчик на санках. Ему лет тринадцать, а он как маленький, раз за разом скатывается на санях вниз, а потом сосредоточенно и бодро взбирается вверх, и все начинается снова. Почему ему не скучно? Ведь это простое занятие ему явно не по возрасту! Присмотревшись к его действиям внимательнее, мы обнаружим, что он, оказывается, не на санках едет.

Мальчик чернявый, с узкими глазами, похож на татарина. Он сидит на своих санях, откинувшись назад, крепко упираясь вытянутыми полусогнутыми ногами в передний изгиб полозьев, в руках у него длинная веревка, оба конца которой привязаны к передку саней. Он съезжает с высокого снежного склона. Главные события начинаются для него в момент, когда санки набирают скорость. Тогда лицо мальчика меняется, глаза сужаются, ноги еще сильнее упираются в переднюю округлость полозьев, как в стремена, он еще больше откидывается назад: его левая рука, сжимающая в кулаке середину двойной веревки, туго натягивает ее, как вожжи, а правая рука, перехватив торчащую из кулака левой длинную петлю той же веревки, страстно размахивает ею круговыми движениями, как будто крутит и свищет нагайкой, подгоняя своего коня. Это не мальчик съезжает с горы на санках, а степной всадник скачет во весь мах и что-то видит впереди. Для него и горка, и санки — это средство. Горка нужна, чтобы дать ощущение скорости, а санки — чтобы что-то оседлать. Единственное, что составляет непосредственное содержание игры, — это переживания мальчика, который мчится вперед.