Александр Пинт - Самоисследование - ключ к высшему Я. Понимание себя.

Это аналогия жизни обусловленного ума — все время с усилием. Я давлю, и на меня давят. Чем я сильнее давлю, тем на меня сильнее давят, тем больше я могу пробежать. А вот птица парит — никакого усилия, полная тишина.

Все это аналогии, наблюдая за которыми, мы можем что-то понять. Через парящего орла мы можем прикоснуться к той Жизни. Ведь он следует ее законам, когда парит. Когда он прикладывает усилия для того, чтобы схватить какую-то добычу, поднять ее, тащить, это уже другое. Орел имеет очень большую силу. Он может схватить очень большую добычу, значительно крупнее его. Он может поднять ее. Но этот же орел может не иметь ничего в когтях, он может отпустить все и парить. Может ли это человек?

— Может ли орел схватить барана, поднять его наверх и заставить его летать?

— Он может сделать так, что тот полетит сам, для этого надо просто разжать когти. Для барана это будет последнее впечатление в его жизни. Если у барана вырастут крылья, то он уже будет не бараном. Если обычный баран будет пытаться летать, то для него единственный способ, это забраться куда-нибудь повыше и прыгнуть. Может, от него потом ничего и не останется, но он полетает. Как маленьких птиц учат летать? Некоторые птицы просто выталкивают своих птенцов из гнезда, и те вынуждены лететь, так они узнают, что у них есть крылья и что это значит.

— Вот если у человека, как вы говорите, есть крылья…

— Я не говорю, что у человека есть крылья. Вы любите абстрактные разговоры. Я не говорю о человеке вообще. Давайте говорить о вас. Есть у вас крылья? Крылья не появляются просто так. С какой стати у человека появятся крылья, если он никогда не хотел летать?

— Как мне кажется, это аллегория. Вы говорите о состоянии, которое испытывает птица, когда она парит. И, как мне кажется, человек может переживать такие состояния.

— У меня возник вопрос. Когда орел парит, он чувствует время?

— Вы это у меня спрашиваете как у орла или как у специалиста по орлам? Давайте оставим этот вопрос без ответа. Потому что жизнь в том мире — это жизнь без однозначных ответов. Почувствовать вкус той жизни — это значит почувствовать вкус неизвестности. Ты не знаешь, ты не пытаешься ничего объяснять. Ты просто живешь.

— Но ведь у каждого есть обязательства перед другими людьми, есть моральные нормы.

— У человека есть те обязательства, которые он считает своими обязательствами. Поэтому на мораль здесь ссылаться не стоит. Та или иная мораль существует постольку, поскольку мы ее признаем. Я опять вам не дам никакого готового ответа.

— Для того чтобы идти по этому канату, надо в себе что-то отпустить?

— То, что есть, оно есть, то, чего нет, его нет. Сейчас мы разбираемся с тем, что есть. Потом, возможно, мы увидим то, что не видим сейчас.

Ученик сказал Лао-цзы:

— Я пришел, Учитель.

— Если ты говоришь, что пришел, — ответил Лао-цзы, — ты наверняка еще не пришел.

Ученик ждал еще несколько месяцев и однажды сказал:

— Вы были правы, Учитель, — теперь оно пришло.

Лао-цзы взглянул на него с величайшим участием и любовью и потрепал по голове:

— Теперь все в порядке, скажи, что произошло. Теперь я с удовольствием послушаю. Что случилось?

Ученик сказал:

— До того дня, как вы сказали: "Если ты говоришь, что пришел, то наверняка не пришел", я, прилагая усилия, старался, делал все, что мог. В день, когда вы сказали: "Если ты говоришь, что пришел, то наверняка не пришел", до меня дошло. Как «я» могу прийти? «Я» — это барьер, я должен уступить дорогу. Дао пришло, — сказал он. — Оно пришло лишь тогда, когда меня не стало.

— Расскажи остальным ситуацию, в которой это пришло, — попросил Лао-цзы.

И тот ответил:

— Я могу сказать только, что я не был хорошим, не был плохим, не был грешником, не был святым, не был, ни тем, ни этим, я не был кем бы то ни было, когда оно пришло. Я был лишь пассивностью, глубочайшей пассивностью, лишь дверью, отверстием. Я даже не звал: ведь зов шел бы с моей подписью. Я совершенно забыл о нем, я просто сидел и даже не стремился, не рвался, не горел. Меня не было, — и внезапно оно преисполнило меня.

Ле Юйкоу показывал Бохуню-Несуществующему свое искусство стрельбы из лука: натянул тетеву, поставил на локоть кубок с водой, пустил стрелу, а потом, не дожидаясь, когда она долетит до цели, пустил и вторую, и третью. И все это время стоял не шелохнувшись, точно истукан.

— Это мастерство стрельбы при стрельбе, а не стрельба без стрельбы, — сказал Бохунь-Несуществующий. — А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на скалу и встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей?

Тут Несуществующий взошел на высокую скалу, встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей, повернулся и отступил назад так, что ступни его ног до половины оказались над пропастью, а потом поманил к себе Ле Юйкоу. Тот же, обливаясь холодным потом, упал на землю и закрыл лицо руками.

— У высшего человека, — сказал Несуществующий, — дух не ведает смущения, даже если он воспаряет в голубое небо, опускается в мировую бездну или улетает к дальним пределам земли. А тебе сейчас хочется зажмуриться от страха. Искусство твое не многого стоит!

Умирая, дзенский монах Бокудзю попросил своих учеников принести все его книги, все, что он написал, и все, что он сказал. Все это было сложено, но они не могли понять, что он собирается делать. А он начал сооружать из них костер.

Они начали кричать и визжать.

Бокудзю, видя такое, сказал:

— Я собираюсь уходить и не хочу оставлять за собой следов. Я не должен оставить ни одного отпечатка своих ног. Отныне тот, кто пожелает следовать за мной, должен будет следовать за собой. Тот, кто захочет понять меня, должен будет понять себя. Вот почему я уничтожаю все эти книги.

Суфийского шейха спросили, почему он не принял руководство группой учеников, желавших перейти к нему от своего прежнего наставника.

Он сказал:

— Эта ситуация похожа на ситуацию из жизни растения или другого растущего существа. Поместить себя во главе чего-либо, находящегося в процессе умирания, означает принять участие в этом процессе. Отдельные части могут продолжать процветать, особенно если вложенная в них энергия была велика. Но само растение, неся в себе признаки смерти, будет переносить эту тенденцию на все, чтобы не соприкоснулось с ним как с целым.

Кто-то спросил его:

— Но какова ситуация в тех исторических примерах, когда реформаторы и другие деятели фактически принимали от других руководство деятельностью, и она продолжалась еще с большим размахом.