Владимир Леви - Разговор в письмах

Согласен, в основном — все хорошо. Почти у всех все почти благополучно. Согласен писать об этом, и даже пишу, старательно пишу. Только ведь это и так все знают. Повторение общеизвестного без должных вариаций может дать обратный эффект: «Ты сказал раз — я поверил. Ты сказал еще раз — я засомневался. Ты сказал в третий раз…». Вот ведь еще как бывает.

Насколько же известно мне из профессионального опыта, наилучшей психотерапией всегда была и остается точная информация о реальности. Иными словами — правда. Если не сказать поточнее: Истина. А Истина — это много правд в совокупности.

Я не спорю с вами: кроме правды фактов есть еще правда эмоциональная — правда видения, восприятия, отношения. Розовые очки, сколько помнится, никому не помогли лучше видеть. Черные — и того меньше. Но на всех никак не угодишь, мера у каждого своя: один и тот же факт одного перепугает, а другого недопугает. Отказываться от Истины из-за возможных реакций особо мнительных товарищей все же нельзя. И давно заповедано: «Тяжело в ученье — легко в бою». Курс практического человековедения непременно должен включать в себя и знания о болезнях и аномалиях, и подготовку к «вероятной старости» и «возможной смерти». Делать вид, что всего этого нет, для врача по меньшей мере смешно, а по большей — преступно.

Хочу надеяться, что вы меня поняли.

Я работал в той самой больнице… Дежурствуя, ходил на вызовы и обходы, в том числе в старческие отделения, а также в самые старческие, которые назывались «слабыми» и откуда практически не выписывали, а провожали. (Ходил потом и в другом качестве. Провожал).

Меня встречали моложавые полутени со странно маленькими стрижеными головками; кое-где шевеление, шамканье, бормотание, вялые вскрики. Сравнительный уют, сладковатый запах безнадежности. Деловая терпимость обслуживающего персонала. Если позабыть о душе, что в силу упомянутого запаха в данном случае довольно легко, то все ясно и очевидно: вы находитесь на складе психометаллолома, среди еще продолжающих тикать и распадаться, полных грез и застывшего удивления биологических механизмов. Некоторые время от времени пластично воспроизводят запечатленные некогда куски сознательного существования, отрывки жизни профессиональной, семейной, интимной, общественной; другие являют вскрытый и дешифрованный хаос подсознания, все то подозрительное, что несет с собой несложный набор основных влечений; третьи обнажают еще более кирпичные элементы, психические гайки и болты, рефлексы хватательные, хоботковые и еще какие-то. Это не старики и старухи, это уже что-то другое, завозрастное…

Врач слабого отделения был созерцательным оптимистом. Что-то писал в историях болезни, за что-то перед кем-то отчитывался — то ли оборот койко-дней, то ли дневной койко-оборот, статистика диагнозов и т. п., но фактически не ставил своим больным никаких диагнозов, кроме одного: «Конечное состояние человека»; различиям же в переходных нюансах с несомненной справедливостью придавал познавательное значение. Доктор неистощимо любил больных и всех, за редкими исключениями, называл уменьшительными именами, как детей: «Саша», «Валя», «Катюша» (некоторые реагировали на свои имена, некоторые на чужие…). Себе он наметил угловую койку в палате, из окон которой виднелся прогулочный дворик с кустами то ли бузины, то ли рябины.

Я возвращался в дежурку, чтобы пить чай, курить, (после этого иногда хотелось курить), болтать с медсестрой, читать и, если удастся, поспать, а если не удастся, поесть. Впрочем, когда как. Бывало и некогда: вызовы один за другим; бывало, что и ничего не хотелось… Забыл добавить, что я был тогда до чрезвычайности молод и увлекался живописью.

…Открой же глаза на все. Необязательно слушать каждый день похоронные марши, но нельзя любить жизнь без знания смерти. Оптимизм без постижения бытия есть мыльный пузырь, и когда он лопается, это опасно.

Если ты врач, исследователь, любящий или художник (четыре чистейших состояния духа), смертная нагота человеческая тебя не смутит и не отвратит. Беспомощная даже при самых могучих формах — вот она, вот ее завершение. Патологоанатомический зал — первое посещение в медицинском студенчестве, первое, но не последнее… Хищные холодные ножницы с хрустом режут еще не совсем остывшие позвонки, ребра, мозги, железы… Помутневшая мякоть… Никаких более тайн, все видно, как при разборке магнитофона: все склерозы и циррозы скрипят и поблескивают на ладони, вон сосуд какой-то изъеден, сюда и прорвалось. Прощальная, искаженная красота конструкции, всаженная и в самые захирелые экземпляры…

Я не испытывал ничего, кроме практической любознательности. Да, так все это кончается. Сегодня он, завтра я — ТАК кончается, что же по сравнению с этим какие-то мелкие несообразности?..

Но ВСЕ ли кончается?

Уважаемый В. Л.!

Если все это для вас будет выглядеть как симптоматика заболевания, прошу не отказать в диагностике.

Презираю природу и ненавижу тело. Презираю и ненавижу организм вообще и свой в частности. (…) Это какая-то зловещая ошибка или просто издевательство — помещение духа в этот животный маразм, в эту слизь. Чего стоит один только мерзейший кишечник, производитель зловоннейшего в мире продукта, чего стоит один только вход в этот урчащий змеевик — рот, эта дыра, полная гнили и стрептококков. Можно еще как-то вытерпеть тело ребенка, если он уже вышел из состояния, когда купается в собственных выделениях. Ребенок пахнет солнцем и свежестью. Но дальше, дальше!.. Осатанелое оволосение. Ноги, благоухающие заплесневелым сыром. Тошнотворная испарина дикорастущих подмышек. Душные джунгли, окружающие совмещенный санузел, где органы, изрыгающие отбросы, функционируют в одной упряжке с органами совокупления и размножения. И это называется цветением юности! Фантасмагория прыщей и угрей, скользкое сало, выползающее из пор, молоко, родственное поту, сперма, родственная молоку, гримасы и содрогания гнусной похоти. А дальше… А дальше распад. Прокисающие жиры, усыхающие белки, пухнущие сизые вены. Камни в почках и печени, грустный хруст одеревенелых суставов. Разлагающая работа нетерпеливой смерти, протухание заживо. Нечто дряблое, обвисающее, облезлое, волосатые бородавки у бывших красавиц. Неужели вы способны выносить зрелище пляжа?

Се ля ви, доктор. Жизнь есть болезнь, но зачем? Некрасиво. Природа — враг самоусовершенствования

(…) Вы спросите, а есть ли у вас цель, есть ли мечта. Отвечаю: Красота Духа. Но сначала надо освободиться от безобразия плоти.

В. П.

Ничего не скажешь, написано… Сначала надо освободиться от впечатления.