Кеннет Келзер - Солнце и тень

Самая серьезная из этих «грозовых» ситуаций назревала уже некоторое время. Года полтора назад Чарлин и меня вместе с шестью или семью другими участниками назвали в числе ответчиков в судебном иске о нанесении личного ущерба, который возбудила одна из моих пациенток. Эта женщина, судьба которой тогда меня очень беспокоила, попала в трагическую ситуацию. Она серьезно пострадала, едва не погибла в дорожном происшествии рядом с моим офисом. К несчастью, в то время у нее не было медицинской страховки, чтобы покрыть огромные расходы на многочисленные операции и сложные медицинские процедуры, которые последовали за этим происшествием. Поскольку у сбившего ее водителя страховки тоже не оказалось, моя пациентка и ее муж скоро оказались в отчаянном финансовом положении. Хотя мы с Чарлин были убеждены что не несем за этот случай никакой ответственности, адвокаты пострадавшей втянули нас в судебный процесс, и нам приходилось тратить массу времени и энергии, чтобы доказать свою невиновность. Этот процесс, долгий и изматывающий, в ходе которого мы были вынуждены отвечать на вопросы следователей, беседовать с адвокатами и давать показания, тянулся уже почти два года и отнимал у меня огромное количество творческой энергии. К тому же он наполнял меня чувством беспомощности и ярости по отношению к нашей системе правосудия, которая позволяет адвокату, представляющему клиента в иске о нанесении личного ущерба, называть людей ответчиками, не имея для этого никаких законных оснований. Выражаясь простонародным языком, этот судебный процесс превратился в процесс поиска «толстосума», и в нашем конкретном случае одним их таких «толстосумов» оказалась наша страховая компания.

Моя реакция на весь этот изматывающий процесс была очень острой: здесь были и возмущение, и обида, и чувство, что меня предали, и ярость, и бессилие, и уныние. К тому времени, когда нам был предъявлен иск, я был уже измучен сильнейшим давлением, как внешним, так и внутренним, которое мне пришлось выдержать в этой истории. Теперь процесс стал еще одним фактором, вызывавшим стресс и исходившим от мира, который, казалось, все глубже погружал нас с Чарлин в состояние опустошенности, смятения и потери ориентиров. Кроме того, я знал, что я не справляюсь со всем этим так, как мне хотелось бы. Позже, оглядываясь на все в ретроспективе, я понял, что это «судебное надувательство» стало еще одним драматическим примером того, что в этот период моей жизни вселенная обращалась ко мне с таким главным призывом: «Кен, воспрянь и борись! Воспрянь и мобилизуй всю агрессивную энергию, которая тебе подвластна, чтобы защитить свою душу от любой атаки, откуда бы она ни исходила и в какой бы облик ни принимала!»

Один из самых загадочных символов в «Величавой горе» — большая черная птица, которая в конце стала крупнее вороны. По мере того, как я размышлял о ней, она стала символизировать мою потребность сосредоточиться скорее на земной силе и, в частности, стала еще одним символом созидательной агрессии, используемой в качестве самозащиты. Ситуация с беднягой-пациенткой представила мне новую возможность мобилизовать эту важнейшую конкретную разновидность силы. Я понял, что вынужденное участие в судебном процессе превращается для меня в круговорот и сумятицу борьбы, через которую я должен пройти, потому что другого выбора у меня нет. Поначалу, когда меня впервые вызвали в суд, я по своей мягкости и добродушию отнесся к этому делу с излишним терпением и пониманием. Моя пациента попала в беду, и я проникся к ней жалостью и сочувствием. Однако через восемь месяцев, когда нам вручили повестку и в длинном списке ответчиков я обнаружил наши с Чарлин имена, столь неожиданный поворот событий поверг меня в смятение и совершенно выбил из колеи. Внезапно я попал в очень сложную ситуацию. Пациентка, которой я оказывал всяческую поддержку, — сначала во время сеансов психотерапии, потом на протяжении тяжелого периода, последовавшего за несчастным случаем, — неожиданно выступила против меня, и я не знал, как строить наши отношения дальше. То был час, когда я определенно нуждался в том, чтобы употребить «земную силу» так, как я никогда до сих пор прежде не делал.

Некоторое время я боролся с этой проблемой внутренними методами: консультировался с адвокатом и постоянно обсуждал наши дела с Чарлин. Постепенно я понял, что моя пациентка и ее муж, сами того не сознавая, предали меня и что этот их поступок вызывает у меня невыносимую боль и стресс. Хотя умом я сознавал, что они сами и их адвокаты не покушаются на наше личное имущество, а только хотят получить возмещение от нашей страховой компании, я все равно очень остро переживал их предательство. Именно по этой причине, несмотря на многочисленные переговоры и взаимные объяснения, я так никогда и не смог отнестись к этой ситуации с чувством внутреннего спокойствия. В конце концов, испытывая огромную обиду и печаль, я отказал своей пациентке в практике. Я понял, что должен полностью прервать отношения с ней из-за ее поступка, одновременно активного и пассивного, который поставил меня в то тяжелое положение, в котором я оказался. И еще я понял, что именно в тот первый миг предательства, когда исковой документ впервые оказался у меня в руках, я должен был потребовать, чтобы она исключила меня из иска или тотчас отказалась от моих услуг. Такое своевременно и непосредственное употребление земной силы действительно было бы самым разумным, исполненным любви и этичным поступком для всех, кого эта ситуация затрагивала. К сожалению, в критический час выбора меня парализовало собственное смятение и излишнее сочувствие к ее страданиям.

Разумеется, все это легче увидеть задним числом, в сам же момент предательства мне было трудно действовать с полной силой и ясностью. Из всего этого я вынес все тот же главный урок: с пациенткой нужно было держаться так же жестко, как с распоясавшимся соседским подростком. Должно быть, Бог — очень терпеливый учитель, — подумалось мне, — когда, наконец, все произошедшее сложилось в моем сознании воедино. Космический Учитель преподносит мне все тот же урок, только в разных формах. Он просит меня исполнить все тот же танец, только на этот раз с другим партнером.

Переживая этот конфликт, символизируемый темными грозными тучами и летящей на их фоне большой черной птицей, я вспомнил, что мое бессознательное уже оказывало мне ценную помощь в виде двух незабываемых снов. Первый представлял собой отрывок сновидения, краткий но выразительный.

ЦЕПКИЙ КОТЕНОК

21 мая 1982 года

Стою в окружении людей и вижу, что мой живот зияет, будто вспоротый мечом. Желудок и кишки вываливаются наружу, свисая с брюшной стенки. Внезапно маленький серый с черным котенок цепляется за мои внутренности когтями и повисает на них. От его веса кишки вылезают еще больше и я вижу, как зверек висит, вцепившись в них коготками. Сам остаюсь пассивен и безучастен.