Пиаже Жан - Речь и мышление ребенка

Опыт показал нам это очень ясно. Мы начали с того, что стали искать, в каком возрасте ребенок знает свою правую и свою левую стороны, — с теста (7). В Женеве в простонародной среде, где мы работали, это 5 лет (если мы будем соблюдать обычное правило о 75%) [90] Интересно отметить, что, согласно тесту Декроли , которым пользовалась Декедр в Женеве (Descoeudres A. Le développement de l'enfant de deux а sept ans Op. cit. Р. 219), возраст правильной ориентации равным образом определен в 5 с половиной лет. . Но следующий факт доказывает с полной очевидностью, что в этом возрасте левая и правая стороны — только названия известной руки и известной ноги ребенка и что ребенок еще не способен поставить эти понятия в соотношение с различными точками зрения собеседника: когда экспериментатор садится перед ребенком и задает ему вопрос (8): «Покажи мне левую руку» и т. д., то около трех четвертей детей 5 лет на это не способны правильно ответить. Этот тест удается только в 8 лет. Ввиду важности вопроса мы считали необходимым проконтролировать этот результат путем другого теста. Действительно, тест (10) содержит как раз ту же задачу, но иначе выраженную. И он также удается в 8 лет. Можно, таким образом, допустить, что ребенок способен стать на точку зрения других в том, что касается левой и правой сторон, только в 8 лет, то есть три года спустя после того, как он дошел до пользования этими понятиями со своей собственной точки зрения. Значит, повторим еще раз, именно в 7—8 лет детский эгоцентризм подвергается существенному уменьшению (часть I, глава I).

Что касается относительности левой и правой сторон применительно к самим предметам, то она выявляется гораздо медленнее, и, повторяем, здесь нужно избегать иллюзий, которые могут явиться на первых порах при расспрашивании детей. Итак, вопрос (9) (определить, находится ли монета слева или справа от карандаша) разрешается в 7 лет (около 70% уже в 6 лет). Но, само собой разумеется, что в подобных случаях ребенок судит о предметах попросту по отношению к самому себе. Взрослый тоже, конечно, судит по отношению к самому себе, и логики знают хорошо, что левая и правая стороны — это понятия, которые нельзя иначе определить, как принимая во внимание (скрыто или явно) положение своего собственного тела. Но разница состоит в том, что, имея перед глазами монету и карандаш, взрослый скажет, что монета слева от карандаша, в то время как ребенок просто скажет, что она слева. Оттенок не только словесный: он существен с точки зрения логической, и его важность доказывается тем, что ребенок до 11 лет не решает тест (11) как раз потому, что он не понимает выражения «слева от», когда речь идет об отношении между двумя предметами. Успешное же прохождение теста (9) в 7 лет нисколько не доказывает, что относительность понятий левой и правой сторон приобретена по отношению к самим предметам [91] Делакруа наблюдал факты, вполне согласующиеся с нашими. См.: Delacroix H. Le Langage et la Pensée. Paris: Alcan, 1924 Р. 550, примечание. По случаю выражаем сожаление, что не могли здесь воспользоваться прекрасной книгой Делакруа: она появилась тогда, когда настоящая книга была уже в гранках. .

Следовало бы потребовать от ребенка (но это вопрос, о котором мы подумали, только приступив к классификации данных настоящей анкеты), чтобы он перешел на другую сторону стола после того, как сказал, что монета слева от карандаша, и прибавить: «А теперь где монета — слева или справа от карандаша?» Было бы интересно проделать опыт еще раз, идя по этому пути.

Доказательством того, что понятия правой и левой сторон не относительны, может служить результат тестов (11) и (12). Положив рядом три предмета и требуя от ребенка указать отношение между ними, буквально принуждаешь его открыть относительность понятий о положении. И в самом деле, о ключе, находящемся между карандашом и монетой, нельзя сказать в абсолютном смысле — «слева» или «справа»: «Он слева по отношению к монете и справа по отношению к карандашу». Ребенок, предоставленный самому себе, скажет, что этот ключ «посередине»; но у него ясно спрашивают: «Где ключ — слева или справа от монеты? Слева или справа от карандаша?» Если ребенок не привык оперировать понятиями левой и правой сторон по отношению к самим предметам, то выражение «слева от» ему покажется непонятным. Что и показывает опыт: данный тест успешно проходится только в 11 лет. В 9 лет его понимают еще всего лишь 15% детей.

11-летний возраст важен для нас потому, что он отмечен окончательным усвоением понятий правой и левой сторон, поскольку они относятся к самим предметам. Правда, тест (12) удается лишь в 12 лет, но это запоздание легко объяснить: тест (12) имеет ту же логическую структуру, что и тест (11); но сверх того он требует запоминания данных и известной топографической памяти (приходится судить о положении трех предметов, которые показывали лишь в течение полминуты). Ведь дело здесь в том, чтобы воображать отношения, а не попросту констатировать их.

Интересно отметить, что эти два теста (11 и 12) вполне подтверждают результаты, полученные ранее из теста Берта, которые мы привели в § 4 главы II: «Эдит светлее, чем Сюзанна, Эдит темнее, чем Лили, какая из трех темнее — Эдит, Сюзанна или Лили?» И в самом деле, тест об отношениях цветов и наши тесты (11) и (12) имеют совершенно одну и ту же логическую структуру: они требуют сравнения промежуточного индивида с двумя крайними индивидами в группе из трех. Однако нас упрекали иногда, что мы пользовались тестом Берта (который требует большого усилия внимания даже со стороны взрослых), чтобы выявить явления, которые зависят не от психологии внимания, а от психологии логических отношений. На это мы отвечали фактами, показывая, что, когда ребенок достаточное число раз прочел и перечел тест, когда этот тест запечатлелся в его мозгу и трудность внимания больше для него не существует, остается все же логическая трудность, а именно: необходимость понять, как девочка может быть в одно и то же время и светлее, чем другая, и темнее, чем третья. Теперь мы можем дать еще лучший ответ, чтобы доказать неспособность ребенка пользоваться логикой отношений. Это ответ, который нам подсказывают тесты (11) и (12) или, по крайней мере, один (11). С точки зрения внимания тест (11) очень прост. Сначала вместо того, чтобы его высказать, его разыгрывают, то есть ребенок имеет перед глазами предметы, и ему не приходится думать о трех предметах сразу в течение всего испытания. Ему ставят шесть вопросов один за другим, и он на них отвечает отдельно: «Где карандаш — слева или справа от ключа?» и т. д. Однако этот тест имеет ту же логическую структуру, что и тест о цветах.

Полученные ответы оказались как раз эквивалентными ответам, добытым с помощью теста Берта. Прежде всего, в аспекте возраста тест Берта удается в среднем между 11 и 13 годами, если дать ребенку время подумать. Этот возраст совпадает с тем, в котором удаются наши тесты (11) и (12). Но аналогия особенно поразительна по механизму ответов. Что касается теста о цветах, то софизм ребенка, говоря языком логиков, состоит в том, что он принимает отношения «светлее, чем» и т. д. за суждение о принадлежности (Эдит — блондинка или брюнетка, Сюзанна — блондинка, Лили — брюнетка). В случае с левой и правой сторонами происходит то же самое. Ребенок заявляет, что монета справа, а карандаш слева. Но эти термины не относительны. А поэтому в тесте о цветах ребенок не знает, что ему делать с Эдит: она в одно и то же время и блондинка, и брюнетка. Точно так же и в настоящем случае ребенок не понимает, что ключ (предмет, находящийся посередине) одновременно лежит и слева от монеты, и справа от карандаша. Он заявляет, что ключ «посередине». Если его принуждают уточнить свои слова и сказать, что ключ слева от монеты, то он скажет также, что ключ слева и от карандаша. Если начать с карандаша, то ребенок объявит, что ключ справа от карандаша, и на вопрос, где ключ, слева или справа от монеты, ответит, что ключ тоже справа. Короче, ключ находится в абсолютном смысле слева или справа либо может быть сразу же и слева, и справа. Ребенок не понимает, что ключ может находиться просто слева от монеты и справа от карандаша. Читатель видит, что аналогия между тестом Берта и нашими тестами (11) и (12) — полная: эволюция понятий о правой и левой сторонах так же сложна, как и эволюция других относительных понятий, и повинуется точно таким же законам.