Самуил Лурье - Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова)

В советских словарях - без затей: пошлый - это низкий в нравственном отношении, безвкусно-грубый; ну, а пошлость, само собой - свойство по значению прилагательного.

Но вот у Гоголя в "Мертвых душах" две дамочки трещат о тряпках: какой ситчик милей, не слишком ли пестро; или какой-нибудь Иван Никифорович, миргородский дворянин, проводит время у самовара, голый, в пруду. Или, допустим, острят за обедом в рассказе Чехова. Или мы с Вами ввинчиваемся в переполненный троллейбус - либо наша очередь подходит к билетной, скажем, кассе, а она вот-вот закроется. Ничего такого нравственно-низкого, и грубо-безвкусное часто ни при чем, а ужас (если кто его чувствует) - ужас только в том, что во всех подобных случаях (а жизнь, можно сказать, из них и состоит) мы не являемся существами с бессмертной личной душой - строго говоря, не являемся людьми. Пошлость - наша нечеловеческая сущность и участь. (Как будто Спаситель приходил не к нам, - негодовал Николай Васильевич, - не к нам, не за нами!) Каждый из нас - наверное, даже Вы бесконечная дробь, а пошлость - наш общий знаменатель.

Но это пошлость в страдательном залоге, почти что кроткая. Дайте-ка ей свободу воли: тотчас изобретет пытку, казнь, рабовладение, полицейское государство (а в героической фазе - революцию и войну, хотя бы гражданскую). Сейчас выставлены, говорят, в Петропавловской крепости пыточные устройства: кто же их автор, как не мастер пошлости? (А Николай Васильевич сказал бы черт).

Вспомните Рим цезарей: сплошной Миргород, буднично-кровожадный. Зощенко в "Голубой книге" закрыл, так сказать, эту тему, но все равно - какой-нибудь Светоний приводит картинки поярче даже Вашей. Он только термина не знал. Вот, пожалуйста, - про Калигулу:

"Многих граждан из первых сословий он, заклеймив раскаленным железом, сослал на рудничные или дорожные работы, или бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньки в клетках, или перепилил пополам пилой, и не за тяжкие провинности, а часто лишь за то, что они плохо отозвались о его зрелищах или никогда не клялись его гением. Отцов он заставлял присутствовать при казни сыновей; за одним из них он послал носилки, когда тот попробовал уклониться по нездоровью; другого он тотчас после зрелища казни пригласил к столу и всяческими любезностями принуждал шутить и веселиться..."

Рим и сгубила пошлость - и гуси не спасли.

Первый прорыв Пошлости в нашу эру пересказан в Евангелиях: как тюремный спецназ глумился над осужденным Иисусом: играли с Ним, как с куклой, отрабатывали, гогоча, на Нем болевые приемы, спорили при Нем о Его одежде: кому достанется (послать в аппенинскую глубинку, дочуркам на юбки)...

Кстати: слышали о последних показаниях полковника Буданова? Знаете, почему он велел солдатам тайно и немедленно закопать в лесу задушенную им девушку? Представьте - из уважения к чеченским обычаям. А изнасиловали, дескать, ее мертвую, эти самые солдаты; по какому обычаю - неизвестно.

Июль 2001

ЧТО-ТО О ВАВИЛОНЕ

Сбылся, значит, этот навязчивый многосерийный кошмар старой русской литературы: обрушился - правда, не в Лондоне, - хрустальный дворец, символ прогресса. Чернышевский, Достоевский, Тургенев разное писали о чувствах, пробуждаемых всемирной лондонской промышленной выставкой в просвещенном человеке из отсталой страны. Полней всего, хоть и превратным образом, оправдалась злостная тревога Достоевского:

"Все это так торжественно, победно и гордо, что вам начинает дух теснить. Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллионы людей, покорно текущих сюда со всего земного шара, - людей, пришедших с одною мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательное совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество из Апокалипсиса, в очию совершающееся..."

Сбылось, сбылось.

Главное, никто и не спрашивает - за что? или - зачем? Тем более никого не царапает проржавелый примитивный крючок -cui bono? Может, и никому не выгодно. Если вдуматься - точно никому. А довольны миллионы. Словно бы случилось долгожданно-неизбежное, типа - доигрались! Не все коту масленица. Что посеешь, то и пожнешь. Впрочем, для приличия полагается добавить: людей, конечно, жаль, - но пусть пеняют на свое правительство.

Точку зрения советских людей всего мира емко выразил Саддам Хусейн: теперь, дескать, - узнав, почем фунт лиха, и хлебнув горячего до слез, Америка научится, наконец, вести себя скромней. В частности - перестанет вмешиваться в чужие дела.

То за кувейтцев каких-то вступается, то за евреев, то за албанцев. И повсюду и всегда - за всевозможных Буковских, Сахаровых, Солженицыных...

И ставит, и ставит им градусники непрошеный айболит.

Не понимает, на какой планете живет. Принимает собственные идеалы за общечеловеческие: как будто в глубине души каждый землянин - американец.

А человечеству как раз на идеалы эти - наплевать. И Америку человечество не любит. Любит американские доллары. Американскую технику. Американскую музыку. Американские фильмы. А Соединенным Штатам люто завидует и винит эту страну в своих несчастьях.

Опять-таки миллионы людей, что ни год, перебираются туда (многие рискуя жизнью). А другие миллионы по всему свету мучительно мечтают о тамошних колледжах для своих детей, о тамошних клиниках и лекарствах для своих стариков. Но кому ничего подобного не светит - остается ненависть, как утешение на всю жизнь.

О, как нас лечат ею бармалеи! Любой мой ровесник сейчас же вспомнит: в каменных джунглях желтого дьявола заправилы ку-клукс-клана мучают негров и безработных трудящихся, и тут же акулы чистогана под музыку толстых пляшут похабный уоллстрит.

В детстве - классе так во втором - особенно поражало меня, что в Америке любое полезное изобретение сразу же кладут почему-то под сукно. И что сжигают апельсины, горы апельсинов: чтобы не подешевели, не достались бедным. Это кем же надо быть, чтобы апельсины жечь, да еще в керосине?

Керосиновый запах был реальней, чем апельсиновый вкус. Поэтому американские поджигатели войны отравили наш картофель: напустили на наши мирные поля колорадских жуков, - и были про это стихи - по-моему, Сергея Михалкова, и полагалось их знать наизусть, все равно как "нас вырастил Сталин на верность народу".

И так далее почти всю мою жизнь - с того дня (в августе сорок пятого, полагаю), как Сталин понял, что Америка не отдаст ему Западную Европу, и до тех пор, пока (где-то в восемьдесят пятом) Горбачеву не растолковали: в Третьей мировой не победить, - все эти годы ежедневно школа и университет, радио и газеты изображали мне США в виде ада, где правят бал вампиры и демоны, - и в сговоре с израильской военщиной американские империалисты сталкивают весь мир в термоядерную смерть.