Александр Медведев - 70 основных психологических ловушек

Мне запомнилась фраза из одного американского боевика, от начала до конца заполненного характерными для этого жанра разборками «настоящих мужчин».

Герой — типичный латиноамериканский мачо, возглавляющий бандитскую группировку торжественно заявил: «Для меня важны только две вещи в этой жизни: моя семья и гордость».

По ходу фильма гордость латиноса оказывается задета, и он в связи с этим совершает действия совершенно абсурдные с позиций здравого смысла, зато полностью оправданные с точки зрения защиты собственной гордости. В итоге, как можно было предвидеть, погиб и сам латинос, и его семья.

Гордость в некотором роде — это побочный продукт иерархического инстинкта. Самцы наших предков-приматов четко определяли, кто сильнее, а кто слабее, и всеми силами боролись за то, чтобы удержать свое место в иерархии. Но если у животных существуют четко определенные признаки и ритуальные действия, по которым они разбираются, кто выше, а кто ниже рангом, у людей, в силу значительно более сложного социального устройства, бывает трудно прямо так сходу разобраться, кто какое положение должен занимать.

В ловушку гордости чаще всего попадают люди, которые в большей мере повинуются инстинктам, чем разуму, и у которых на уровне инстинктов заложено ощущение, что они должны занимать достаточно высокое место на иерархической лестнице. Помимо этого, избыточно развитая гордость часто является результатом воспитания, принадлежности к определенным культурам. Так, некоторые кавказцы могут полезть в драку только потому, что им показалось, что на них «косо посмотрели», задев их мужскую честь и бросив им, таким образом, вызов.

Человек, попавшийся в ловушку гордости, всячески старается поддержать свой имидж «важной персоны». Для этого он может использовать дополнительные символы власти, престижа и высокого социального положения, такие, как сверхмощные машины, дорогие часы, одежда, обувь и т.д.

Страх «потерять лицо» и оказаться не соответствующим создаваемому образу заставляет некоторых мужчин дополнительно разыгрывать из себя «крутых мачо» — ввязываться в драки, во всевозможные опасные ситуации и т.д. Как правило, в глубине души мужчин, попадающихся в ловушку гордости, терзает тщательно подавляемое сомнение по поводу уровня их мужественности.

Мужчина по-настоящему уверенный в себе не нуждается ни в избыточных символах престижности его положения, ни в том, чтобы что-то доказывать кому бы то ни было или самому себе, то есть он не нуждается в том, чтобы «защищать свою гордость» или демонстрировать ее окружающим.

В ловушку гордости попадаются не только мужчины, но и женщины. Аналогом «крутых мачо» — мужчин, испытывающих подсознательный страх оказаться (или показаться) недостаточно мужественными и демонстрирующих преувеличенную мужественность, являются дамы, которых в просторечье именуют «стервы».

Боязнь оказаться недостаточно женственными, недостаточно сексуальными, не суметь соблазнить и укротить всех мужчин, которых они захотят, дает стервам сильный заряд внутренней агрессивности, который, собственно, и создает специфический ореол «стервозности», оказывающийся особенно притягательным для нуждающихся в самоутверждении «крутых мачо». Подчинить себе гордую и строптивую женщину — вызов для гордого мужчины. Внутренняя агрессивность, направленная на себя, заставляет стерв связываться с потенциально опасными мужчинами, то и дело ставить себя в рискованные ситуации.

Гордые мачо и стервы идеально подходят друг другу. Заводя и провоцируя друг друга, устраивая между собой всевозможные честные или, чаще, нечестные игры и разборки, и те, и другие активно самоутверждаются, подпитывая свое чувство гордости — одни демонстрацией своей мужественности и способности побеждать, другие — демонстрацией своей женской неотразимости и также способности побеждать.

Человек, попадающийся в ловушку гордости, теряет множество важных и полезных возможностей в тех случаях, когда из-за гордости он оказывается неспособен пойти на компромисс, прислушаться к мудрому совету, признать себя неправым, первым попросить прошения и т.д. В этом смысле является очень показательной песня Окуджавы:

Достаточно типичная ситуация, не правда ли? И дело тут вовсе не в том, что любовь — непонятная штука. Проблема заключалась как раз не в любви, а в том, что оба героя песни попались в ловушку гордости.

Мужчина считал, что сделал свой первый шаг к примирению, явившись к ней после того, как «сто лет» страдал от разлуки с любимой женщиной.

Женщина, тем не менее, со свойственной дамам стервозностью, желала, чтобы мужчина, о котором она также «сто лет мечтала», еще больше унизился перед ней и первым попросил о примирении, дав ей серьезное психологическое преимущество.

Гордость мужчины, уже оказавшегося в униженном положении «потенциального просителя» и без того страдала. Эти страдания усиливал страх, что он еще больше унизится перед женщиной, сказав, что не может без нее жить, а она его возьмет да и пошлет куда подальше.

Мужчина рассудил, что если женщина действительно любит его, но на проявление любви с его стороны (ведь он же пришел, «наступив на горло» собственной гордости), ответит появлением любви со своей стороны. Пусть даже не говорит, что любит, но хотя бы скажет, что скучала, или спросит, где он был, или для приличия поздоровается, черт бы ее побрал!

Больше всего на свете мужчина хотел, чтобы женщина хоть что-нибудь произнесла, потому что ожидание становилось невыносимым, «но она молчала, и он молчал».

Гордость не позволила мужчине сделать следующий шаг, и тогда «он повернулся, чтобы уйти, и она не припала к его груди».

Разумеется, если бы она припала, «они жили бы долго и счастливо», возможно, даже сыграли бы шикарную свадьбу, но, припав к груди мужчины, женщина поступилась бы своей гордостью. Надо же, гад какой, явился — не запылился, и стоит тут, молчит, понимаешь ли, вместо того, чтобы упасть к ее ногам, как дон Педро из бразильского сериала, который как раз сейчас идет по телевизору. А раз не хочет говорить — пусть катится туда, откуда пришел — уж она-то своей гордостью не поступится. Разумеется, когда мужчина уйдет, она бросится на кровать и будет долго безутешно рыдать, а потом еще «сто лет» мечтать о нем, но зато гордость ее не пострадает. «Сто лет» прождала, может и еще двести подождать, грезя о неземной любви, зато умрет, сознавая, что не уронила собственного достоинства.