Джеймс Твайман - Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром

— Если хочешь, я могу сделать это прямо сейчас, — сказал он, и я снова почувствовал тот же самый холодок в спине.

— Ну… давай, посмотрим, как ты это делаешь.

Он закрыл глаза, а мне вдруг почему-то подумалось, что Марко этот, наверное, нахватался от своих родителей всяких нью-эйджевских россказней и у него на этом совсем крыша поехала. В противном случае, чего ради его понесло на такую лекцию в воскресный вечер, когда ему, по всем правилам, нужно сидеть дома и готовиться к завтрашней школе?

— Я вижу тебя… ты в гараже. — Его глаза были по-прежнему закрыты, а мне вдруг показалось, что в комнате все словно качнулось и куда-то поплыло. — Ты плачешь, потому что пропала твоя собака… она убежала. Ты здесь уже целый день и не хочешь выходить… целый день плачешь. По виду ты примерно моего возраста, может, чуть старше. Вот выходит твоя мама, говорит, чтобы ты вышел хотя бы поесть, но ты…

— Все, Марко, хватит, хватит, — сказал я, а у самого от волнения даже пот на лбу выступил. Он пересказал все точь-в-точь как было, а ведь никто этого не знал, кроме меня самого. Мне тогда было двенадцать лет, и наша собака в очередной раз сбежала со двора. Она и раньше неоднократно убегала, но всегда возвращалась. Не знаю почему, но в этот раз я вдруг почувствовал, что он, наш песик, не вернется больше, и я оказался прав. Я просидел в гараже целый день…

— Его звали Хансел… песика твоего.

— Именно так, Марко… его звали Хансел. Все сходится. Ты рассказываешь все так подробно, словно видел своими глазами.

— Ну… я же говорил тебе, что вижу… словно кино по телевизору.

— И как следует пользоваться таким даром, ты тоже знаешь? — спросил я. — То есть, с какой целью он тебе дан?

— Это часть Сети. Часть того, что делают все дети. У каждого есть что-то свое, что он может делать. Я вот могу видеть, а еще у меня иногда получается с помощью мысли двигать разные предметы.

Не стану скрывать, у меня немного шла кругом голова, словно мои собственные мысли не поспевали за тем, о чем шел разговор. Одно дело рассказывать о чем-то подобном два часа кряду, но когда потом к тебе самому подходит мальчик, какой-то совершенно незнакомый мальчишка из Болгарии, и тут же, на твоих глазах, начинает это делать… Словом, въехать во все это так сразу не получится. К тому времени у меня уже не оставалось сомнений в том, что он говорит о себе правду. Тем более интересно было узнать, что же это за Сеть такая, которая опять и опять упоминалась в нашем разговоре.

Вот тогда-то он и задал мне вопрос, который так круто развернул все в моей жизни.

— Хочешь, чтобы и у тебя так получалось?

— Извини, что ты сказал, Марко?

— Хочешь, чтобы и ты был способен смотреть в те же экраны, что и я? Если хочешь, я могу открыть их для тебя.

Ну и как можно ответить на такой вопрос? Час от часу не легче — я уже был готов повернуться на сто восемьдесят градусов и уйти, не попрощавшись. Но что, если он и вправду не шутит и я, подобно ему, смогу видеть и делать то же, что так естественно выходит у него? Что-то во мне подсказывало, что лучше бы повернуться к нему спиной и завести разговор с любым из гостей, кто окажется поближе. Но моя другая часть уже знала ответ на этот вопрос.

— Конечно, хочу. Показывай, как их увидеть, эти экраны?

— Тогда выставь палец вот таким вот образом, — сказал он, приставляя свой левый указательный палец к моему. Я вытянул свой, и мы коснулись указательными пальцами. Только и всего.

— Вот так, — сказал он, глядя мне прямо в глаза, со счастливой улыбкой, все так же сиявшей на его лице.

— И я теперь смогу видеть экраны, как и ты?

— Ну… вроде бы. Я никогда никого прежде не подключал, так что давай подождем и посмотрим, сработает или нет.

Забыв на мгновение, что передо мной ребенок, я требовательным тоном переспросил:

— Но как, как я узнаю, что сработало? Все получится само собой или мне со своей стороны тоже нужно что-то сделать?

— Я же сказал, посмотрим, — повторил он. — Обычно у взрослых не получается, но мало ли что. Не могу сказать наверняка… Сеть очень большая и может включать самых разных людей.

— Расскажи мне побольше об этой Сети, — уже просительным тоном обратился к нему я. Но, прежде чем он смог ответить, одна из приглашенных схватила меня за руку и засыпала такими вопросами, словно и не об этом я говорил весь вечер.

— …Так скажите мне еще раз… — возбужденно тараторила она, нисколько не смущаясь тем, что я говорил с Марко, и не просто говорил, а был явно поглощен беседой. Я, как мог, постарался справиться с раздражением и повернулся к ней, приглашая продолжить вопрос. — Словом, вот вы встретили Эмиссаров в горах Боснии… — И дальше в том же духе.

Мы проговорили с ней несколько минут, затем я оглянулся, стараясь отыскать Марко среди тех, кто еще оставался в комнате. Но в гостиной его уже не было. Я заглянул в кухню — Марко не было и там. Я решил стать в дверях и ждать, прикидывая в уме, не ушел ли он искать родителей. Мне, признаться, и самому хотелось на них взглянуть. Что за люди они, эти родители Марко? И знают ли они сами, насколько он необычен? Словно часовой, я неотлучно стоял у дверей, успев раскланяться и пожать руку всем, кто покидал дом, но Марко так и не появился. Похоже, он тихонько вышел, пока я разговаривал с той теткой, а теперь остается только догадываться, кто он такой и где его можно найти.

Вскоре и мы с Шерон простились с хозяевами и поехали в наш отель. Шерон вела машину, а я сидел рядом, не говоря ни слова, будто умом пытаясь понять, что произошло с моей душой. А что такого, на самом деле, произошло? Просто психологический трюк-да, впечатляет, но не более того. Он коснулся моего пальца, и ничего не случилось, ровным счетом ничего. Ну а чего же, собственно, я ожидал? Этот вопрос просто поставил меня в тупик. Можно ожидать результата действия, когда знаешь, что сделал, а что он сделал — да и сделал ли что-то вообще? Пожалуй, сказал я себе, лучше до поры до времени отложить все происшедшее в папочку «Мои знакомые/Необычные дети» и не жечь понапрасну нервы. Если случится встретиться с Марко еще раз, расспрошу его подробнее. Если нет… что ж, нет так нет.

Шерон тем временем, не подозревая о терзавших меня сомнениях, продолжала вести нашу машину по 101-му шоссе домой.

— Послушай, — наконец нарушил молчание я, — тебе случайно не удалось переброситься словом с тем мальчишкой, что сидел в первом ряду? Марко его зовут… знаешь, у меня до сих пор из головы не идет наш с ним разговор…

Ее ответ до сих пор звучит у меня в ушах, словно отзвук далекого эхо, который, похоже, никогда не сотрется из памяти.

— Мальчик? Что-то я не припоминаю никакого мальчика в первом ряду. Там вообще не было детей, можешь мне поверить. Я все время была у входа, никуда не отлучалась и лично поздоровалась с каждым, кто пришел.