Ролло Мэй - ОТКРЫТИЕ БЫТИЯ

Некоторые опасения касательно этого термина – трансцендирование, "выход за пределы", – вполне обоснованы в связи с тем, что это слово может использоваться для развития любой представленной темы из любой соответствующей области; обсуждение может, таким образом, привести к обскурантизму. В таких случаях "запредельные" явления, к которым мы стремимся, зачастую пишутся с заглавных букв, – например, Личность или Единство, – очевидно, чтобы таким образом тайно показать некое божественное качество. Необходимо признать, что случайное использование этого понятия в экзистенциальной литературе имеет такие же последствия, в особенности когда приводятся "трансцендентальные категории" Гуссерля без каких-либо объяснений относительно их применения.

Иные, менее оправданные возражения против использования этого термина могут возникать из-за того, что способность выходить за пределы наличной ситуации представляет столь интересующее нас четвертое измерение, измерение времени, и это являет собой серьезную угрозу традиционному способу описания бытия человека, опирающемуся на использование статических субстанций. Этот термин аналогичным образом отвергают и те, кто предпринимает попытки не разграничивать поведение животных и людей или понимать психологию человека только в рамках механистических моделей. Способность к трансцендированию, выходу за пределы, к обсуждению которой мы собираемся перейти, вызывает определенные сложности у сторонников означенных подходов, поскольку является отличительной чертой только человека.

Классическое описание неврологического базиса этой способности, дано Куртом Гольдштейном. Гольдштейн обнаружил, что его пациенты с повреждениями головного мозга – главным образом солдаты, которые лишились части лобной коры головного мозга, – утратили способность к абстрагированию, мышлению в категориях "возможного". Они были привязаны к непосредственной конкретной ситуации, в которой оказались. Когда у них в тумбочке обнаруживался беспорядок, они испытывали глубокую тревогу, нарушения наблюдались также и в их поведении. У раненых солдат проявлялась навязчивая аккуратность – способ жесткого соответствия конкретной ситуации в каждый момент времени. Когда их просили написать на листке бумаги свои имена, они обычно писали их в самом углу, рискуя выйти за края бумаги, чем демонстрировали очень сильную степень тревожности. Все это выглядело так, как будто бы, не будь они ежесекундно связаны с наличной ситуацией, им угрожала опасность распада личности, как будто бы они могли "быть собой" только когда их "Я" было связано с конкретными предметами в окружающем пространстве. Гольдштейн считает, что нормального человека отличает именно эта способность к абстрагированию и использованию символов, способность ориентироваться за пределами непосредственных границ заданного времени и пространства и мыслить в категориях "возможного". Характерной чертой пациентов с нарушениями или "больных" пациентов была утрата ими категории возможного. Их пространство мира было сокращено, их время было урезано, и они постоянно переживали абсолютное лишение свободы.

Способность нормального человека выходить за пределы наличной ситуации можно увидеть на примере самых разных поведенческих реакций. Во-первых, это способность выходить за пределы настоящего момента времени – мы уже отмечали это выше – и привносить отдаленное прошлое и обозримое будущее в свой непосредственный опыт. Сюда же относится и уникальная способность человека мыслить и изъясняться символическими категориями. Корни рационального мышления и использования символов лежат в способности отстраниться от определенного объекта или звука, который раздается поблизости. Скажем, стол, за которым сидит моя машинистка, и буквы, которые составляют слово "стол", согласуются друг с другом и дают обозначение для целой группы объектов.

Эта способность особенно проявляется в социальных взаимоотношениях, в отношении нормального человека к обществу.. Действительно, доверие и ответственность в отношениях между людьми предполагают способность человека "видеть себя таким, каким видят его другие", как говорил Роберт Бернс, противопоставляя себя полевой мыши; способность рассматривать себя как воплощение ожиданий своих близких, действовать им во благо или наоборот. Эта способность – выходить за пределы наличной ситуации – ослабевает, если мы на примере пациентов Гольдштейна говорим о модусе Umwelt у людей с повреждениями мозга; она ослабевает также, когда речь идет о модусе Mitwelt, если мы имеем дело с психопатическими нарушениями.

Такие нарушения отмечаются у людей, не способных видеть себя такими, какими их видят другие, или у тех, кто не придает этому слишком большого значения, и про которых говорят, что у них "нет совести". Понятие совесть (conscience), что достаточно важно, во многих языках обозначается словом, родственным слову сознание (consciousness), оба имеют значение "сознавать что-то". Ницше отмечает: "Человек – это животное, которое может давать обещания". Под этим он не подразумевал обещания в смысле социального давления или простой интроекции социальных требований (это чрезмерно упрощенные способы описания совести, возникающие из-за ошибочного рассмотрения Mitwelt отдельно от Eigenwelt ). Скорее всего, Ницше имел в виду то, что человек может сознавать тот факт, что он дал слово, может рассматривать себя как существо, которое приходит к соглашению. Таким образом, обещание предполагает осознанное отношение к самому себе и очень сильно отличается от простого обусловленного "социального поведения", проявляющегося в выражении требований группы, толпы или большого сборища людей.

И здесь важно отметить, что существует огромное количество определений для описания действий человека, которые содержат предлог от – от -ветственный, от -носиться и так далее. В конечном счете, речь идет именно об этой способности "возвращаться" к себе, являясь тем, кто осуществляет это действие. Это особенно отчетливо прослеживается в способности человека быть ответственным (responsible). Это слово образовано слиянием предлога re , то есть от, и глагола spondere, "обещать". Оно показывает нам человека, от которого можно зависеть, который может пообещать возвратить, ответить. Эрвин Штраус описывает человека как "вопрошающее существо", которое не только существует, но и может задавать себе вопросы относительно самого себя и своего бытия. 2 117Действительно, весь экзистенциальный подход основывается на явлении, которое всегда вызывало интерес: в человеке мы имеем существо, которое не только может, но и должно, если только хочет сознавать себя, задаваться вопросами относительно своего бытия. И здесь видно то, что динамические проявления социального приспособления, к примеру, "интроекция", "идентификация" и так далее, понимаются чрезмерно упрощенно и неадекватно. Ибо не придается должного значения самому главному факту – способности человека в определенный момент времени сознавать, что он тот, кто отвечает социальным ожиданиям; тот, кто осуществляет (или не осуществляет) выбор своих действий в соответствии с определенной моделью. В этом и состоит различие между чисто механическим следованием социальным нормам, с одной стороны, и свободой, самобытностью и творчеством как подлинным откликом на то, что происходит в обществе, с другой. Последнее и отличает человека, который стоит на пути осуществления "возможного".