Владимир Леви - Траматология любви

Все… Я так и не признался ей, не попросил прощения…

Потом долго искал… Помню, она говорила, что живет на Ново-Басманной улице. Но больше не встретил, а любовь жива до сих пор.

Единственным утешением оказалось то, что, как скоро выяснилось, любил мою девочку так несчастно не я один… Я узнал об этом, когда она и остальные ребята к концу каникул разъехались, и мы остались вдвоем с одним местным мальчишкой. Славкой, который тоже играл в нашей компании. Какого мы коротали вечер вдвоем и заговорили о том, кто кого любит. Я признался, что люблю одну девочку. Славка сказал, что тоже любит девчонку, и спросил: «А ты угадаешь, кого я люблю?..» И тут мы посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули: «Маленькую Гульку!» Не описать это душевное облегчение, этот внезапно вспыхнувший свет!.. Мы вдруг ощутили, что мы — товарищи по несчастью… или по счастью…

Наверное, только в детстве возможно соперничество-наоборот. Может быть, потому, что предмет любви удалился в недосягаемость? Дружба наша была короткой и дивной — глоток волшебного эликсира: мы оба вылечились от тоски и снова стали обыкновенными озорниками.

Ни эта моя любовь, ни последующие две, не менее страстные и несчастные, не имели касательства к сексу, бушевавшему как бы в другой, параллельной жизни. К полу — бесспорное, а к похоти — ни малейшего.

Слияние разных уровней человеческого существа — тела и души — великое таинство, без благоволения Свыше оно может и не состояться…

— А я вот не помню своих первых детских любовей и нелюбимостей… Может, что-то и было, но либо зарубка была неглубокая, либо быстро заросла.

И откуда дети берутся, мне папа (!) рассказал очень рано, но как — опять не помню… Все как-то само встало на свои места. То ли я была не слишком впечатлительная, то ли с родителями повезло, то ли память у меня сердобольная…

— Да, не у всех, слава Богу, это бывает обнаженно-болезненно, но почти каждый из нас проходит через глубокий внутренний слом, когда терпит первый крах наивная детская вера; когда затаившееся неведение казнится безжалостной жизнью…

рассказ, составленный из вопросов подстрочный перевод с детского

Здравствуйте, меня зовут Родион, мне десять лет. Хочу спросить у вас, что такое любовь, что такое правда и тайна и как мне быть.

Когда мне было пять лет, я спросил у мамы, откуда я взялся. Она ответила: «Я купила тебя в роддоме».

Я спросил: «А что такое роддом? Такой магазин?» — «Да, — ответила мама, — это такой магазин». — «Где покупают детей, да?.. А сколько ты за меня заплатила?» — спросил я. «Очень дорого, сто рублей». «Значит, я стою сто рублей!» — обрадовался я. «Теперь ты стоишь еще дороже». — «сколько? Тысячу, да?» — «Да». — «А почему?» — «Потому что ты вырос». «А ты сколько стоишь?» — «Не знаю, — сказала мама. — Не помню, спроси у бабушки». — «Она тебя тоже в роддоме купила?» — «Да».

Я решил спросить обязательно, было очень интересно узнать, сколько стоит моя мама, но бабушка была в деревне. Поэтому я на другой день спросил у папы, сколько рублей он стоит.

Папа рассердился: «Что ты болтаешь. Человек не стоит нисколько. Это только рабов покупали за деньги». — «Значит, я раб», — сказал я. «Почему?» — удивился папа. «Потому что меня купили за сто рублей. А теперь могут продать за тысячу». — «что за глупости? кто тебе сказал такую ерунду?» — «Мама». — «Мама?.. А-а. Понятно».

Потом однажды мы пошли с папой в «детский мир» покупать машинку. Там было много красивых машинок, и папа объяснял мне, что их привозят сюда с фабрик, их там делают и затрачивают на это много материалов, потому они и стоят так дорого.

Я спросил: «На меня тоже затратили много материалов?» — «На тебя? да, — сказал папа. — Много». — «А-а, — сказал я, — понятно». — «Что понятно?» — встревожился папа. «Понятно», — сказал я, но сам не понимал, что понятно. Вспомнил, как папа сказал, что мама сказала мне ерунду насчет этих рублей. И спросил: «А на какой фабрике меня сделали?»

Папа долго думал. Потом сказал: «на картонной. То есть… на космической». — «В космосе, да?» — «Ага». — «Значит, меня привезли из космоса?» — «Аа». — «А тебя?» — «И меня». — «И всех людей оттуда привозят?» — «Да. Но сначала они попадают в животики». — «В какие животики?» Тут папа вдруг покраснел и рассердился: «Хватит! Пристал опять! Со своими дурацкими вопросами!.. Вырастешь, узнаешь. Смотри, какая машинка».

Летом меня отправили в деревню к бабушке. И я, конечно, сразу же спросил у нее: «Бабушка, а за сколько рублей ты купила маму?»

Бабушка засмеялась: «Ни за сколько, Роденька. Я ее в капусте нашла. Бесплатно». — «А мама сказала, что ты ее купила в роддоме». — «Правильно, Роденька. Это я ее уж потом в роддом снесла и купила. Оформила за руб двадцать. А сначала в огороде, в капусте». — «Только руб двадцать? Так дешево?..» — «Да, Роденька, раньше все дешевше было, не то что теперь. Все нынче подорожало». — «А откуда она в капусту попала? Из животика, да?» — «Да ты что, господь с тобой. Это кто ж тебя научил? Стыд-то какой. В капусту, Роденька, деточек аист носит». — «С космической фабрики?» — «Какой такой фабрики?.. Научают детей черт знает чему, прости господи. От Бога, миленький мой, от Бога». — «Бабушка, Бога на земле нет, я уже знаю, мне в детском саду старший мальчик сказал. Бог был на земле раньше, а теперь он только в космосе. И аистов тоже нет. Люди делаются на космических фабриках, из фабрик попадают в животики, из животиков в капусту, а из капусты в роддом».

Бабушка начала креститься и почему-то заплакала. И я тоже захотел плакать. Обидно мне стало, что мама у меня такая дешевая.

Потом, когда я пошел в школу, я спросил во дворе у Витьки Штыря, командира нашей крепости (ему было уже одиннадцать), за сколько его купили. Витька посмотрел на меня, прищурился и сказал: «Ща по хлебалу. Ты откуда взялся? Из Фэ-эС-Бэ?» — «Не, — ответил я, — я из роддома. Меня там купили. А сделали на фабрике, в космосе».

«Ха-ха-ха… Во дает. Ты че, глупый? Взрослых слушает, сказочки завиральные. Не знаешь, как детей делают?» — «Как?» — «вот так: тюк — и готово. Чем ссут, понял?» — «Вот так?..» — «Ну. А ты как думал». — «Бесплатно?» — «Ха-ха-ха1 За это даже деньги дают. Во дурак, а». — «Врешь ты все!» — «Ха-ха, во дурак-то! Чик-чирик! Понял как?» — «Сам дурак! Врешь!» — «На что спорим? Тебя когда спать загоняют? Не поспи час, ну два. Знаешь, как можно? Заварки чайной наглотайся, они у тебя в другой комнате, да? А ты ухо к стенке… Ревешь?..»

Я заплакал. Я понял, что я глупый. Понял, что взрослые врут, врут и врут и что все это очень скучно.

Как раз в этот день папа учил меня, что врать нельзя никогда, потому что любое вранье обязательно разоблачается.