Ирина Медведева - Новое время — новые дети

Еще немного — и весь класс втянулся бы в конфликт между полами, но тут прозвенел звонок.

Какое–то время страсти побурлили в коридоре, но с началом следующего урока утихли.

Володя был единственным, кто промолчал в ответ на обвинение Алисы. Он и по характеру был довольно робким, а уж перед Алисой робел втройне. О том, что она ему нравилась чуть ли не с первого класса, знала вся школа, и в глубине души Володя был уверен, что это навсегда.

Алиса обвинила в трусости всех мальчишек, а ему показалось, что это обвинение обращено лично к нему. Да и высказалась она, решил Володя, исключительно ради того, чтобы больно его задеть. На оставшихся трех уроках он думал только об одном: что нужно было ей ответить?

Потом Володя долго шел за Алисой по пятам. Наконец, резко ускорив шаг, обогнал ее и бросил на ходу:

— В армию идут только дураки. Погибать за нефтяную трубу — это не храбрость, а идиотизм…

Следующие полгода Володя постоянно доказывал себе и окружающим, что он не трус. Увидит издалека компанию хулиганов — обязательно пройдет мимо, да еще шаг замедлит. Раньше он никогда не дрался, а теперь мог вернуться домой с «фингалом» под глазом. Он стал накачивать мышцы, в походке появилась несвойственная ему развязность, речь обогатилась слэнгом из арсенала «крутых». Он начал курить. И не тайком, а открыто, даже вызывающе. Родители всерьез волновались, как бы он не связался с дурной компанией.

Вскоре пришло время поступать в институт. Экзамены Володя завалил. Опасность «загреметь» в армию приближалась вместе с осенним призывом. Мать засуетилась в поисках знакомых врачей и заранее одалживала деньги на «благодарность». Искала она и подходы к военкомату, благо кое–какие связи имелись.

— Черт меня дернул понадеяться на этого лоботряса! — негодовала мать. — И с чего я взяла, что он должен обязательно поступть? Надо было, как делают умные люди, регулярно класть в больницу с двенадцати лет, фиксировать травму головы, собирать медицинские заключения… А, что теперь говорить! Все как всегда на мне!

И она с вызовом смотрела на отца. Отец хмуро отмалчивался. А со стены на эти причитания взирал дедушка–полковник, умерший совсем недавно, в год 50–летия Победы.

Володя старался поменьше бывать дома. Тем более что у одного из приятелей появился компьютер, и они могли целыми днями играть в разные игры.

Алиса куда–то исчезла из городка. Наверно, уехала отдыхать, думал Володя. Впрочем, ему бы и не хотелось сейчас с ней встретиться. Ведь пришлось бы сообщить о неудаче с институтом…

Но вскоре встреча все–таки состоялась. Они столкнулись на пороге булочной.

— Привет! Ты где была?

— В Тюмени.

— К своим ездила? — догадался Володя, вспомнив, что у Алисы в тех краях родня.

— Да, — помолчав, ответила она. — У меня же там брат двоюродный был… А теперь нет. Убили.

Володе стало неловко, и он ляпнул первое, что пришло в голову.

— Что, разборки?

— Дурак ты! — вспыхнула Алиса. — Он в Чечне погиб… — И, презрительно усмехнувшись, добавила: — Хотя что это я? Ты–то, Вовочка, как раз не дурак. Я совсем забыла… Дураки идут в армию. А ты у нас мальчик умный, рассудительный, с тобой все будет в порядке.

И, не дав ему ответить, ушла.

Дома Володя заявил, что от армии он бегать не будет.

— Ты что, с ума сошел? — испугалась мать. — Хочешь, чтобы тебе почки отбили? Отец! Скажи ему! Что ты молчишь, как истукан?

— Тебе в армию нельзя. Характер у тебя не тот, — тихо сказал отец.

— Ах, не тот?! А у тех, кого убивают, значит, тот? — взвился сын.

— Про этих ребят их родители должны думать. И вообще… пусть правительство своих детей и внуков на смерть посылает, а я тебя не пущу. Ты у меня один! — решительно заявила мать.

— Не спорь, сынок. Мама права. Никому эта Чечня не нужна, — отвернувшись к окну, произнес отец. — А ситуацию в армии я знаю изнутри. Это полный беспредел.

… Мамины хлопоты увенчались успехом. Володя безропотно выполнил все, что от него побребовалось, и получил освобождение от армии. А вскоре у него появилась девушка, с которой он познакомился на институтских подготовительных курсах. Жизнь пошла своим чередом, и если б не телевизор, который отец смотрел по вечерам, ее бы вообще ничто не омрачало. Слышать про Чечню Володе было неприятно, а об этом сообщалось в каждом выпуске новостей.

Впрочем, он нашел выход из положения: как только из другой комнаты доносился голос диктора, Володя надевал наушники, и тогда уже никто не мешал ему слушать его любимую группу «Квин»…

Можно сколько угодно усыплять себя разговорами, что нам никто не угрожает, что война снится только выжившим из ума патриотам и что впереди у России — бесконфликтное будущее, торжество «добра без границ». Но бои на таджикской границе, уже не просто горячие, а раскаленные точки Кавказа, учения НАТО в Крыму и многое–многое другое свидетельствует, увы, об обратном. И в этом контексте особенно двусмысленной выглядит беспомощность военного руководства в борьбе с «дедовщиной» и газетные заголовки типа «Начался весенний призыв на тот свет».

Возникает простой вопрос: кто будет защищать «умных», когда все «дураки» «поумнеют»? Сегодня нам не нужна Чечня, не нужна нефть, завтра не нужна будет Сибирь, следующим тактом — Рязань и Владимир… Но такими темпами, глядишь, и вовсе не останется пространства. Даже для самых «умных». Так что им, бедным, негде будет, надев наушники, насладиться пением звезд современной эстрады.

Мама Дато пекла такие вкусные хачапури, что их раскупали мгновенно, они не успевали остыть. Все грузинские женщины хорошо готовят, однако не все на продажу пекут как для себя.

Но когда ее постоянные покупатели выражали восторг, Манана отвечала с грустной улыбкой:

— На рояле я тоже играла неплохо. Даже лауреатом двух международных конкурсов была…

Они приехали в Москву после грузинско–абхазских событий: Манана, ее муж и шестилетний Дато. В Абхазии муж был главврачом районной больницы, но в Москве ему пришлось срочно перепрофилироватся. К моменту нашего знакомства он уже был в ранге владельца продовольственного ларька. Они снимали двухкомнатную квартиру — по московским меркам довольно неплохо для семьи из трех человек. Но Дато требовал, чтобы ему вернули его дом.

— Вы поймите, ему и в четырехкомнатной квартире было бы тесно, — объясняла мать. — Дом — это совсем другое. Это окна на все четыре стороны. В одну сторону посмотришь — море, в другую — горы, окно его спальни выходило в мандариновый сад… а когда мы обедали на веранде, то могли разговаривать с соседями, они нам ближе родственников были… Где в Москве это возьмешь? Что делать, не знаю! Замучил меня мой Дато. Сны он видит про наш дом, рисует наш дом, сто раз в день меня спрашивает: «Зачем здесь живем? Почему не вернемся?»