Ролло Мэй - Сила и невинность: в поисках истоков насилия

Сны рисовали живую картину чрезвычайно беспомощной женщины. В первом сне, когда собака подстрелена и увезена, люди, имеющие власть, игнорируют крик Мерседес о том, что это ее собака, — наглядное изображение членов высшего общества, высокомерно слагающих с себя "бремя белого человека". Они не проявляют никакого уважения ни к чувствам Мерседес, ни к ее правам, считая, что у нее попросту нет таковых. Ситуации, подобные тем, которые она отражает и создает в сновидении, способны были бы сами по себе разрушить всякое возникающее индивидуальное чувство самоуважения, если бы таковое вообще присутствовало в ней. Все, что она делает, пытаясь попасть к своей раненой собаке или спасти себя, бесполезно, ибо так уж устроен мир.

Поскольку эти сны имели место почти в самом начале терапии, мы должны были задаться вопросом, не обнаруживает ли Мерседес во втором сновидении также и свое отношение ко мне, терапевту. Все эти проявления насилия могли быть отнесены ко мне: я выстрелил в собаку (или в нее. поскольку она идентифицировала себя с ней), у меня нет уважения к ее чувствам, я человек, от которого она спасает Раби, я тот, кому она "что-то должна", и кто проявляет по отношению к ней сексуальные намерения. Не удивительно, что Мерседес не вовлекалась в терапию. Она совершенно не осознавала этих относящихся ко мне установок (я заметил их, но посчитал, что на этой стадии терапии их еще слишком рано раскрывать), и я целиком и полностью уверен, что в течение первых двух приемов не произошло ничего такого, с чем могло бы быть связано такое отношение. Оставалось предположить, что она видит все взаимоотношения с мужчинами, в особенности с белыми, как силовую борьбу, в которой они являются победителями, а она — бессильной жертвой.

Позиция "я-только-слуга" сохраняется и во втором сне: поскольку она спасает Раби от мужчины, онадолжна доставить этому мужчине "удовольствие". Странная "логика несправедливости" характерна для таких людей, которые принуждены принять тот факт, что у других есть все права, а у них — никаких. Эта "логика" есть прямая противоположность утверждения ценности собственной личности; Мерседес всегда a priori согласна; даже спасение себя есть акт, предполагающий, что она даст мужчине некоторую компенсацию. Единственное, что она может дать, единственное, чего желает мужчина и чем она может с ним расплатиться, — это секс, эксплуатация, которую мужчина принимает как плату. Плата, в данном случае, есть единственное, что у нее есть своего, с чего она может начать. Если она скажет "нет", если она заберет все свое, она что-то отнимет у мира.

Но наиболее важной в этом сновидении является роль ее матери. Она толкает девушку к мужчине. Сон говорит, что ее мать не просто знает о том, что происходит, знает о проституции, но активно содействует этому.

Вскоре после того, как Мерседес начала проходить терапию, она забеременела от мужа. После этого я заметил потрясающе интересное явление. Каждые две недели, приходя на прием, она сообщала о том, что у нее начались вагинальные кровотечения — что было, по ее убеждению, медицинским симптомом, предвещавшим выкидыш. При этом каждый раз она рассказывала сновидение, в котором ее мать, или, реже, отец или кто-то другой, атаковали ее и пытались убить. Повторяющаяся одновременность такого рода снов и кровотечения, как предвестника выкидыша, поразила меня.

Сперва я пытался вызвать гнев, который, я полагал, молодая женщина должна испытывать по отношению к своим убийцам. Мерседес сидела, мягко соглашаясь со мной, но совершенно ничего не чувствуя. Выяснилось, что она была совершенно неспособна сознательно в ярости ополчиться на мать или отчима, или всех прочих, кто в ее снах был готов ее убить. Это, опять же, противоречит всякой логике: когда кто-то намерен вас убить, вы должны чувствовать ярость; в этом-то и состоит биологическое назначение ярости — эмоциональной реакции на разрушение кем-то вашей способности быть.

Уловив во втором сновидение некоторую подсказку, я предположил, что определенного рода борьба с матерью была причиной постоянных выкидышей у Мерседес, и она втайне чувствовала, что если бы у нее появился ребенок, ее мать или отчим убили бы ее. Рождение ребенка влекло за собой смерть от их рук.

Но мы были поставлены лицом к лицу с неотложной практической проблемой, с решением которой нельзя было медлить. Часто требуется несколько месяцев теории на то, чтобы на практике обрести убедительность в глазах пациента и начать воздействовать на него, даже если не заботиться о корректности этого — мы же осознавали вероятность спонтанного выкидыша. Нужно было как-то высвободить гнев, и единственным другим человеком в комнате был я. Поэтому я решился, не вполне осознанно, выразить мой гнев вместо Мерседес.

Всякий раз, когда у нее начиналось вагинальное кровотечение и она рассказывала соответствующее сновидение, я начинал словесную контратаку против тех, кто пытался ее убить. Я атаковал главным образом ее мать, но также и все прочие фигуры, появлявшиеся в снах время от времени: чего добиваются эти негодные люди, пытаясь ее убить за то, что у нее будет ребенок? Эта сука, ее мать, должно быть все время знала о проституции и, как это было и во сне, толкала ее на это. Она сознательно жертвовала дочерью, чтобы удержать ее отчима при себе, или с какой-то другой целью. И после всего этого Мерседес (продолжал я) старается изо всех сил угодить всем и каждому, подчиняясь даже сексуальной эксплуатации! И, вдобавок, эти люди еще пытаются запретить ей иметь единственное, чего она хочет ребенка!

Я дал выход ярости, которую сама она не осмеливалась выразить. Я связал себя с тем слабым обособленным элементом, который, надо признать, существует в каждом человеческом существе, хотя у Мерседес он поначалу практически отсутствовал.

Сначала она продолжала сидеть молча, несколько удивляясь выражаемому мной гневу. Но кровотечение останавливалось. Всякий раз, когда у нее возни кал страх выкидыша и появлялись характерные сны, я снова переходил к атаке, выражая агрессию, которую она не могла или не осмеливалась выразить. Некоторые из этих снов, имевших место во время беременности, были таковы:

Мой отец бил меня, чтобы нанести вред ребенку. Он был в ярости от того, что у меня будет ребенок. Мой муж не пришел мне на помощь.

Я дралась с женщиной. Я была парализована. Я лишилась голоса и перестала контролировать эмоции. Мой отец не оставлял меня в покое. Я кричала на мать и на отца. Матери я кричала: "Если ты намерена помочь мне, помоги. Если нет, оставь меня в покос".

Через три или четыре месяца Мерседес сама начала чувствовать агрессию и выражать свой гнев на тех, кто нападал на нее во сне. Это было так, словно она позаимствовала у меня образ своего гнева; в этом смысле мой гнев был ее первым опытом принятия себя. Она по отдельности называла своих родителей: свою мать, отца и отчима, — и говорила им в недвусмысленных выражениях, чтобы они не звонили ей и не беспокоили ее до тех пор, пока не родится ребенок. Это действие удивило меня — я не рассчитывал на него специально, но я был ему рад. Я увидел в нем проявление вновь обретенной Мерседес способности принимать себя и отстаивать свои права.