Джеймс Хиллман - Миф анализа

Может показаться, что Гален (129–199 гг. н. э.), следующий в ряду ученых мужей, высказывавшихся о женском начале, понимал его не так, как его предшественники. Гален, по-видимому, открывает новую традицию, которая отводит женскому началу физиологически равное место в процессе размножения. Во-первых, несмотря на авторитет Аристотеля, он считал, что действительно существует женское семя, которое имеет свое функциональное применение при размножении. Во-вторых, анатомические исследования навели его на мысль о морфологическом сходстве, даже параллелизме органов мужчин и женщин. Признав существование женского семени, он признал существование творческого потенциала в женском начале. Проводя параллели между мужской и женской генеративной системой, он придал научное содержание их равенству. Но при более внимательном рассмотрении открытий Галена мы обнаруживаем, что его взгляды сохраняют предубеждения женоненавистника. (Быть может, его идеи следует также рассматривать в их римском контексте с учетом умонастроения Марка Аврелия, Коммодия, Септимия Севера, императоров, которым он служил.) Он установил, что женское семя «менее насыщено», «холоднее», «более вязкое», «слабее», «количественно меньше» и, наконец, имеет «более низкий тонус»*.Не только семя, но и сам порождающий аппарат находится у женщины в более подчиненном положении. Гален пишет: «Все части, имеющиеся у мужчины, можно наблюдать в женском половом пути лишь с одним отличием: женские органы находятся внутри, а мужские снаружи той области, которую описывают как промежность»(IV, 15.Как справедливо отмечает Лески, мужские гениталии в этой теории являются «экстраверсией» женских гениталий. Для Галена эта экстраверсия отражает дальнейшую стадию развития, его более полное достижение. То, что составляет кульминационный пункт в мужчине, существует в женщине лишь в ранней форме. «Таким образом, Гален может сказать, что мужской индивид совершенен, а женский представляет несовершенную стадию»* (в зародыше лат). Таким образом, параллелизм женского и мужского не истинен. Анатомические исследования Галена открыли аналогичную морфологию органов размножения. Но моделью для этой аналогии послужила мужская система. Мужчина был прототипом, а женщина аналогом. Вначале Адам, а потом Ева. Яичники есть недоразвитые яички; женское семя ниже по достоинству, чем мужское. Онтогенез здесь соединяется с онтологией, т. е. мужчина реализован, усовершенствован, актуализирован. Женское все еще остается in nuce" f, пребывает в области промежности, оно лишь потенциально, еще не созрело. Женщина не имеет внутренней теплоты, чтобы достичь зрелости в анатомии или в семени. В дальнейшем мы вернемся к идее женской медлительности.

Взгляды Галена и Фрейда имеют ряд сходных черт. Они не отходят от прошлых представлений; но, опираясь на авторитет множества письменных источников, они воссоздают прошлые представления в виде новой структуры, чтобы старое сохранилось в новой системе и влияло на нее изнутри. Наблюдение и воображение сливаются и теряют отчетливость. Таким образом, по отношению к женскому началу создается интегрированная система, которая, по-видимому, расстается с наблюдением; однако при внимательном рассмотрении можно увидеть, что своим возникновением она в большей степени обязана воображению. Наиболее очевидным для них обоих является то, что «теория человеческого тела всегда составляет часть философии». Особое значение для нашей темы имеют основные свидетельства женской неполноценности, приведенные Фрейдом, которые, как и свидетельства Галена, доказываются на основе методов сравнительной анатомии. Из множества предшественников Фрейда наиболее привлекал Вильгельм Флисс, который создал тот фон, на котором формировалось сознание Фрейда в период наиболее интенсивного самоанализа (1887–1902). Флисс проявлял настолько большой интерес к полярности правого и левого, что, как говорят, тема билатерализма послу- жила причиной их последующего отчуждения. Флисс считал, что левая сторона человека выражает в нем сторону противоположного пола, а его доминирующий пол относится к правой стороне. Если «женщина напоминает мужчину или мужчина напоминает женщину, то мы обнаруживаем акцент на левой стороне тела». Флисс придал полярности правое — левое сексуальный оттенок. Или, как он сам говорит: «Поскольку вырождение состоит в смещении мужского и женского качеств, мы можем понять, почему так много левосторонних людей вовлечено в проституцию и преступную деятельность». Здесь полярность левое — правое выражает генетическую идею противопоставления доминирующего рецессивному, сексуальный контраст мужского и женского, этику социальной справедливости в противопоставлении моральному вырождению. Неудивительно, что Флисс столь энергично отстаивал свое «открытие». Он был полностью поглощен символом, который соединял в себе столь много направлений — биологическое, социологическое, моральное, сексуальное — и выражал в метафизической форме «сражение полов». Поэтому, прежде чем изложить свою точку зрения на женскую неполноценность в теоретических работах о младенческой сексуальности, Фрейд познакомился благодаря Флиссу с системой левое — правое, ориентированной в том же направлении — женщина есть малое. Благодаря другому своему наставнику Шарко и дискуссиям в связи с его воззрениями на истерию Фрейд познакомился со второй группой идей, связывавших женское с истерическим. В 1905 г. Фрейд опубликовал «Три эссе по теории сексуальности». «Здесь, как и повсюду в его работах, подчеркивается важность мужского импульса». Далее Джонс говорит: «Он считает, что либидо девочки в большей мере мужское, чем женское, так как ее аутоэротическая деятельность преимущественно затрагивает клитор. Он даже высказал непонятное предположение, что все либидо, будучи подобно всем импульсам активным по природе, является по существу мужским»*. Этот вывод довольно неутешителен для женщин: если жизненная сила, будучи активной, в принципе является мужской — старое уравнение мужское = активное, которое встречается и у Аристотеля, и у Галена, — тогда женщина есть opus contra naturam (дело против природы лат.).. Зависть женщины к пенису отражает ее более существенную лакуну, ее менее совершенную жизненную силу и врожденную структурную неполноценность. Основная аргументация Фрейда по поводу женской неполноценности, как и доводы Галена, базируется на морфологии. Базовой моделью человека является Адам. Фрейд пишет: «Предположение о том, что все люди имеют одинаковую (мужскую) форму гениталий, составляет первую из многих замечательных и исключительно важных сексуальных теорий о детях». Наблюдение — или, быть может, фантазия? — что маленькие девочки рассматривают свою генитальную форму как депривацию и нечто неестественное, составляет основу всех его последующих воззрений на сущность женщины. В 1924 г. Фрейд писал по поводу женщин: «…морфологическое различие должно находить выражение в различиях психического развития. Перефразировав слова Наполеона, можно сказать, что «анатомия есть судьба». Ее несовершенные гениталии составляют «основу неполноценности». Далее в статье, посвященной этой теме, он показывает, что анатомическое различие имеет свои психические последствия**. Наконец в последних работах Фрейда, написанных им в возрасте 82 лет и посмертно опубликованных в 1940 г. под названием «Очерк психоанализа», мы находим новую формулировку первоначальной точки зрения: «Девочке, разумеется, нет нужды бояться утраты пениса: тем не менее она должна реагировать на то, что она не получила его. Она изначально завидует тому, чем владеют мальчики; можно сказать, что все ее развитие окрашено завистью к пенису. Она… прилагает усилия, чтобы компенсировать свой дефект — усилия, которые в конечном счете могут привести к формированию нормальной женской установки. Если на фаллической стадии девочка, подобно мальчикам, пытается получить удовольствие посредством ручной стимуляции своих гениталий, ей нередко не удается получить достаточное удовлетворение и тогда она переносит свою оценку неполноценности со своего недоразвитого пениса на всю свою самость». Оба они — Гален и Фрейд — полагают, что прототипом является мужская генитальность. Гален наблюдает это эмпирически при препарировании трупов; Фрейд наблюдает это эмпирически при анализе фантазии. Они оба отмечают свидетельства неполноценности женского органа. Неполноценность необратима, когда она представлена в контексте сравнительной морфологии. Неполноценность необратима потому, что она присутствует в самом physis женской природы. Анатомия есть судьба: взгляните, и вы увидите то, что воспринимают органы чувств! Тем не менее у них обоих база для наблюдений отличается шаткостью: мы не располагаем данными о том, что Гален когда-либо вскрывал труп женщины, или о том, что Фрейд анализировал маленькую девочку. Заключения Галена о женском теле построены на наблюдениях за поведением животных, выводы Фрейда о психологии детей основываются на наблюдениях за взрослыми*.(«Галеновская анатомия на протяжении многих веков считалась эталоном, но во многих отношениях была неточна, и это наряду с техническими несовершенствами и неточностями объяснялось тем, что она базировалась на анатомировании только животных». Основанные на изучении анатомии животных заключения, касающиеся людей, длительное время были уязвимым местом в данном вопросе. Фома Аквинский и Спиноза настойчиво выдвигали возражения. В отношении Фрейда и анализа детей Джонс пишет: «По поводу начального анализа у меня было с ним несколько бесед, но мне ни разу не удалось произвести на него впечатление, если не считать его признания, что он не руководствовался личным опытом». В его известном примере анализа ребенка упомянут мальчик, «Маленький Ганс», о котором он писал в 1909 г.: «Мне никогда не удавалось более ясно постичь детскую душу». Но анализ этого пятилетнего мальчика проводил его отец; Фрейд только раз принял мальчика для беседы. Джонс говорит: «С тех пор замечательный успех детского анализа, который начался именно с изучения этого случая, доказывает, что здесь обычная проницательность подвела Фрейда. Возможно, покажется странным говорить о человеке, исследовавшем детский ум до таких пределов, которые казались прежде невозможными, что он тем не менее сохранил некоторые запреты относительно слишком тесного сближения с этим умом… и до конца своей жизни проявлял некоторую сдержанность относительна пределов, в которых можно было осуществлять детский анализ». Если свою теорию Фрейд взял не только из эмпирических данных, тогда, возможно, на него, как предположил М.Д. Альтшуле, оказал влияние фольклор о женской генитальной неполноценности, который проник в анатомическое мышление XIX в. через известную в медицине и авторитетную в анатомии семью Меккеля". И.Ф. Мек-кель (1781–1833) «на основании своих исследований пришел к заключению, что женщина в отличие от мужчины представляла собой сексуально недифференцированный человеческий организм». Его брат Альбрехт Меккель в возрасте 20 лет (1790–1829) представил на рассмотрение диссертацию об «Аналогии гениталий и кишечника», фантазию об «ужасной стороне телесного человека», которая в настоящее время довольно часто упоминается в психотерапевтических историях болезни. Тем не менее нет нужды устанавливать исторические истоки фрейдовского подхода, если мы признаем архетипическое влияние фантазии на анатомическую теорию, будь то теория Галена, Меккелей или Фрейда. Следует отметить, что это соединение наблюдения с воображением и фрейдовских фантазий о сексуальном удовлетворении с теориями об анатомии маленьких девочек представлено как наблюдение. Это же относится и к выводам о предположительно психологической природе, которую воображаемые маленькие дети получают в результате предположительно недостаточного удовлетворения. Фантазия Фрейда о разуме маленькой девочки становится фрейдовской фантазией в разуме маленькой девочки. Основная фантазия Фрейда — «предположение, что все люди имеют одинаковую форму (мужскую) гениталий», его теория «Первого Адама» (1905) — помещается в психи ку детей как их фантазия. Ребенок, подобно «первобытной орде» из доисторического прошлого, есть неизведанная tabula rasa или prima materia, и на основе его пустоты можно свободно, без возражений и даже откликов предлагать ему для обсуждения свои собственные фантазии. Когда мы в качестве основы для наблюдений в психологии на передний план выдвигаем ребенка, первобытного человека, животное, или археологическое прошлое — и, я бы добавил, пациента, — чтобы подкрепить теорию посредством ее внедрения в «истоки», только здесь мы можем лучше всего раскрыть архетипическую фантазию теории, которую мы таким образом оправдываем. Подлинным истоком является сама архетипическая фантазия, а не объективное место действий, где фантазия «наблюдается» как факт. Исток теории находится в идее, в человеческом теле как части философии, а не в человеческом теле как факте. Подлинный исток находится в имагинальной сфере, которая возникает, когда мы рассматриваем tabula rasa, неизведанную, неясную область примата, примитива, доисторического человека или ребенка.