Гари Маркус - Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.

Ряд ученых очень критически отнеслись к радикальной идее. Стивен Линкер и лингвист Рей Джекендофф доказали, что рекурсию можно найти и в иных аспектах мышления (таких, как процесс, посредством которого мы воспринимаем сложные объекты, состоящие из узнаваемых более мелких частей). Между тем специалист по приматам Дэвид Премак выдвинул идею, что хотя рекурсия – отличительная особенность человеческого языка, едва ли это единственное, что выделяет человеческий язык из других форм коммуникации. И это не значит, что шимпанзе могут говорить на языке, в котором нет лишь рекурсии, а в остальном похожем на человеческий (который может представлять собой язык без таких сложных встроенных конструкций). [40] В гипотетическом языке, лишенном рекурсии, возможно, вы были способны произнести «Дай мне фрукты» и «Фрукты на дереве», но не более сложные фразы («Дай мне фрукты, которые висят на дереве, на котором нет ветки»). Слова «которые висят на дереве, на котором нет ветки» представляют собой встроенную клаузулу, содержащую встроенную клаузулу. Впрочем, я хотел бы пойти дальше и посмотреть, что мы усвоили относительно природы эволюции и человека, чтобы взглянуть на все с неожиданного ракурса.

Камень преткновения в том, что лингвисты называют синтаксическим деревом, которое показано на схеме:

Более мелкие элементы можно скомбинировать, чтобы образовать более крупные элементы, которые в свою очередь можно скомбинировать в еще более крупные элементы. В принципе нет проблем с построением таких схем – компьютеры используют принцип дерева, например, представляя структуры директорий или папок на жестком диске.

Но как мы уже не раз видели: что естественно для компьютера, не всегда естественно для человеческого мозга. Построение дерева требует точности запоминания, которой человеческий мозг не отличается. Построение структуры дерева с памятью почтового кода – простое дело, которое компьютерные программисты делают много раз в день. Но построение структуры дерева на основе контекстуальной памяти – это уже совершенно другая история, клудж, который может получиться, а может и нет.

Работая с простыми предложениями, мы обычно справляемся, но нашу способность понимать предложения легко дискредитировать. Возьмем, например, такое короткое предложение, которое я упоминал в первой главе:

People people left left.

А вот немного более простой вариант.

Farmers monkeys fear slept.

В каждом четыре слова, но их достаточно, чтобы сбить с толку большинство людей. Тем не менее оба предложения грамматически правильны. Первое означает, что несколько человек, которых оставила другая группа людей, уехали тоже; во втором говорится примерно следующее: «Существуют некие фермеры, которых боятся обезьяны, и эти фермеры спали; фермеры, которых боялись обезьяны, спали». Предложения такого рода, известные как «встроенные в центр» (поскольку одна клаузула заключена точно посередине другой) – особенно трудны, поскольку эволюция никогда не натыкалась на правильные древовидные структуры. [41] Рекурсию на самом деле можно разделить на две формы, одна требует складывания стопкой, а другая нет. Та, что не требует, проще. Например, у нас нет проблем с предложениями типа «Это кошка, которая схватила крысу, которая преследовала мышь». Это сложно, но можно разобрать без упорядочения.

Для того чтобы интерпретировать предложения, подобные этим, и полностью представить рекурсию (другой классический пример The rat the cat the mouse chased bit died ), нам нужно отследить каждое существительное и каждый глагол, и в то же время держать в голове связи между ними и клаузулами, которые они образуют. Именно для этого и предназначено грамматическое дерево.

Проблема в том, что это требует точно помнить структуры и слова, которые сказаны (или прочитаны). И именно на это не способна наша память. Если бы я стал читать эту книгу вслух и неожиданно, без предварительного предупреждения, остановился и попросил вас повторить последнее предложение, которое вы услышали, вы, наверное, не смогли бы. Вероятно, вы помнили бы суть того, что я сказал, но точные слова наверняка ускользнули бы от вас. [42] Возможно, крайней версией запоминания только сути было высказывание Вуди Аллена о романе «Война и мир» из пяти слов: «Это книга о некоторых русских».

В результате попытки отследить структуру предложений напоминают стремление восстановить хронологию давно прошедших событий: неуклюже, ненадежно, но лучше, чем ничего. Рассмотрим, например, такое предложение:

It was the banker that praised the barber that alienated his wife that climbed the mounting.

А теперь разберемся, кто карабкался в горы: банкир, парикмахер или его жена? Компьютерная программа не имела бы проблем с ответом на этот вопрос; каждое существительное и каждый глагол были бы помещены в правильное место на дереве. Но многие люди придут в недоумение. При отсутствии памяти, организованной по месту, лучшее, что мы можем сделать, – это приблизительно структурировать деревья, неуклюже делая это исходя из контекстуальной памяти. Если мы получили достаточно точных подсказок, это не проблема, но, когда отдельные компоненты предложений достаточно похожи, чтобы путаться, все здание обвалится. [43] Проблема с деревьями во многом та же, что и проблема отслеживания целей. Вы можете вспомнить пример из главы о памяти о том, что иногда происходит, когда мы планируем заехать в магазин после работы (а вместо этого на автопилоте едем домой мимо магазина). В компьютере оба типа проблем – отслеживание целей и отслеживание деревьев – обычно решаются складыванием стопкой, когда недавние элементы временно оказываются более приоритетными по сравнению с теми, которые были положены раньше; но когда речь идет о людях, отсутствие памяти почтового кода в обоих случаях ведет к проблемам. Оказывается, на самом деле есть два типа рекурсии, один требует складывания стопкой, а другой нет. Именно тот, который требует этого, ставит нас в особенно трудное положение.

Вероятно, самая большая проблема с грамматикой не в сложности построения деревьев, а в составлении предложений, которые можно четко разобрать, если нам это понадобится. Поскольку наши предложения понятны нам самим, мы исходим из того, что они понятны и слушателям. Но часто это бывает не так. Как обнаружили инженеры, когда начали пытаться строить машины, понимающие язык, существенная часть того, что мы говорим, звучит неоднозначно. [44] Согласно легенде первой переводческой машинной программе дали предложение: «Плоть слаба, но дух силен» (The flesh is weak but the spirit is willing). Перевод (на русский) был переведен обратно на английский, и получилось: «Мясо испортилось, но водка хорошая».