Гари Маркус - Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.

Конечно, я далек от мысли, что какая-то одна сомнительная теория перечеркивает все направление; разумеется, некоторые психические нарушения дают пользу, и, вероятно, подобные случаи можно найти. Классический пример, когда физическое отклонение сопряжено с явным выигрышем, – это ген, связанный с серповидно-клеточной анемией. Наличие двух копий такого гена опасно, но одна копия гена наряду с нормальной копией может существенно снизить риск заразиться малярией. Там, где широко распространена малярия (например, на юге Сахары), это преимущество перевешивает потенциальные издержки. И соответственно, копии таких генов гораздо более распространены среди людей, чьи предки жили в тех краях, где свирепствовала малярия.

Но хотя некоторые физические отклонения демонстрируют положительные побочные эффекты, большинство из них, вероятно, не обещают утешительного приза, и, пожалуй, за исключением социопатии [64] Хотя социопатия едва ли широко распространена среди населения, не исключено, что в обществе, где отношения людей строились бы преимущественно на поддержке и доверии, немногие социопаты могли бы выжить, а тем более процветать. В то же время, по крайней мере в современном обществе, нередко социопаты заканчивают тем, что попадают в тюрьмы, после чего не имеют шанса продолжить свой род или заботиться о потомстве, если успели им обзавестись. , не думаю, чтобы я когда-либо наблюдал случай психической аномалии, дающей преимущества или способной убедительно компенсировать издержки. Если и есть какие-то примеры побочных выгод от душевной болезни, то их очень мало, не существует такой мозговой серповидно-клеточной анемии, защищающей от «ментальной малярии». Депрессия, например, не спасает от тревожности (как защищает от анемии склонность к образованию серповидных форм), а сопутствует ей. Измышления о предполагаемых преимуществах психических заболеваний по большей части кажутся высосанными из пальца. Слишком часто это напоминает мне вольтеровского доктора Панглосса, который во всем находил положительную сторону: «Вот, заметьте, носы созданы для очков, потому мы и носим очки. Ноги, очевидно, назначены для того, чтобы их обувать, вот мы их и обуваем. Камни были сотворены для того, чтобы их тесать и строить из них замки». [65] Перевод Ф. Сологуба. — Прим. пер.

Это правда, что многие нарушения чем-то компенсируются, но объясняется это как правило от обратного. Тот факт, что некоторые нарушения как-то окупаются, не означает, что издержки перекрываются, точно так же не обязательно это объясняет, почему они возникли. Неужели счастливый человек станет добровольно принимать гипотетический депрессант – назовем его «антипрозак» или «антизолофт» – для того, чтобы добиться преимуществ, которые могут предположительно сопровождать депрессию?

По крайней мере кажется правдоподобным, что некоторые нарушения (или симптомы) могут выступать не как прямое приспособление, а как неадекватный «дизайн» или явное поражение. Как в машине может кончиться горючее, так и мозг может исчерпать свои нейромедиаторы или молекулы внутри их (или работать на пределе). Мы рождаемся с защитными механизмами (или способностью приобрести их), но ничто не гарантирует, что все эти механизмы окажутся мощными или безотказными. Мост, способный выдержать напор ветра в 100 миль в час, но не 200, разрушится от порывов в 200 миль в час не оттого, что приспособлен выйти из строя при таком сильном ветре; он развалится потому, что рассчитан на меньшие нагрузки. Аналогично и другие сбои, особенно те, что бывают чрезвычайно редко, могут быть результатом просто «генетических помех», случайных мутаций, которые уж точно не несут никаких преимуществ.

Даже если мы отвлечемся от таких возможностей, как явный генетический шум, неправильно полагать, что, когда психическое заболевание сохраняется в популяции, это говорит о его положительных сторонах. Горькая правда состоит в том, что эволюция «заботится» не о нашей внутренней жизни, а только о результатах. Пока люди с отклонениями воспроизводятся в разумных пропорциях, разрушительные генетические варианты могут и будут сохраняться в видах, независимо от того, что они покидают своих носителей, сопровождаясь эмоциональными страданиями. [66] Вдобавок эволюция откровенно безразлична к жизням тех, кто находится в детородном возрасте; гены, связанные с хореей Гентингтона или болезнью Альцгеймера, могут давать некоторые скрытые преимущества, но болезнь может развиваться и в противном случае, просто потому, что, как это бывает в жизни, результирующие показатели репродуктивного здоровья не затронуты.

Все это рассмотрено в профессиональной литературе, но почти не уделено внимания другой возможности: бывает ли так, что некоторые аспекты психического нездоровья сохраняются не потому, что несут что-то положительное, а просто потому, что эволюция не готова взять и перекроить нас на иной лад?

Возьмем, например, тревожность. Эволюционные психологи могут сказать вам, что тревожность подобна боли: и то и другое существует, чтобы побуждать страдающих ими к определенным действиям. Может, и так, только означает ли это, что тревожность – неизбежный компонент мотивации, который должен присутствовать в любом хорошо функционирующем организме? Вовсе нет, тревога могла подталкивать к действию некоторых наших предков до появления речи и сознательного мышления. Но это не делает ее правильной системой для таких созданий, как мы, обладающих способностью рассуждать. Наоборот, если бы мы, люди, были построены основательно, для тревог вообще не было бы места: наши способности к умозаключениям более высокого уровня могли бы сами справляться с планированием. Совершенно неясно, какую полезную функцию несла бы тревожность у созданий, обладающих способностью ставить и воплощать в жизнь собственные цели.

Подобные доводы уместны и в отношении потребности человека в самоуважении, социальном одобрении и положении, – словом, источнике многих психологических проблем. Вероятно, в любом мире, какой мы можем вообразить, для большинства созданий самым важным благом было бы общественное признание, но непонятно, почему отсутствие такового непременно должно приводить к эмоциональной боли. Почему не быть такими, как буддистские роботы, которых я упоминал в прошлой главе, – всегда осознающими (и реагирующими на) обстоятельства, но никогда не страдающими из-за них?

Научная фантастика? Как знать. Задача этих рассуждений – донести следующую мысль: если вообразить иных существ и другие способы жить и дышать, то вовсе не очевидно, что описанные выше расстройства непременно должны сопровождать этих существ в ходе эволюции.