Елена Кабанова - На минном поле любви

Надо отметить, что интерес к той или иной разновидности наук – точной, естественной, гуманитарной или метафизической – оживляется по синусоиде: то подъем, то спад, волна за волной. Весь прошлый век человечество упивалось глубоко рациональным подходом к самым разным проблемам. Но на грани тысячелетий мистика взяла свое и одержала убедительную победу над мозгами хомо сапиенс, которого теперь в массе можно называть хомо мистикус. С одной стороны, как говорили римляне (люблю латынь – о чем речь, неясно, зато любая банальность звучит интеллигентно и значительно), «Errare humanum est», что означает «Человеку свойственно ошибаться»; с другой стороны, науке тоже это свойственно. В самом выгодном положении находятся неточные области знания: здесь ничего достоверно не известно, проверить нечем и доказать нельзя. Удобно, блин!

Наверное, именно поэтому уйма народу предпочитает обращаться не к психологам, а к гадалкам в тот момент, когда им не просто психолог — им психиатр требуется. Или даже не к гадалкам, а и вовсе к потусторонним личностям. Вот, например, девки мои – ох, как их по весне плющит! Как колбасит! Не дай бог! Если ненароком в гостях засидишься, да ночевать останешься – это будет ночь из сериала «Замки ужасов». Знаешь, что писал Джером К. Джером в книге «Истории, рассказанные после ужина»? «Ох, и любит же предсказывать несчастья средний британский дух! Отправьте его возвестить кому–нибудь беду – и он счастлив. Дайте ему ворваться в мирное жилище и перевернуть там все вверх дном предзнаменованием похорон, или предвестием банкротства, или намеком на предстоящее бесчестье, или на какое–нибудь другое ужасное несчастье, о котором ни один нормальный человек не захотел бы знать заранее, раз уж тут все равно ничем не поможешь, — и он чувствует, что сочетает приятное с полезным. Он никогда бы не простил себе, если б в его нынешней семье с кем–нибудь случилась беда, а он не появился бы там месяца за два до этого события, не выделывал бы всяких дурацких фокусов на лужайке перед домом или не балансировал на спинке чьей–нибудь кровати» [29] Дж.К.Джером «Истории, рассказанные после ужина». Перевод И.Бернштейна. . Так вот, в среднестатистической типовой квартире этот любитель мрачных прогнозов и акробатической хореографии квартировать бы не стал. И не оттого, что вскоре этот неупокоенный дух затосковал бы по нормальному привиденческому комфорту — по темным подземельям, украшенным пятнами плесени и ржавыми потеками на стенах, по чердакам, густо покрытым пометом летучих мышей. Нет, дело совсем не в обстановке, новенькой до отвращения. Все дело в жильцах.

Надо признать: такого напряженного графика, как в самом рядовом жилище самой рядовой девицы лет тринадцати–тридцати, у призрака не будет ни в каком старинном дворце древнего и ужас до чего безнравственного семейства. Чем заняться фамильному привидению в фамильном гнезде? Броди себе ночами, да цепями бряцай. Время от времени можно постонать, повыть, погудеть в трубе или продемонстрировать себя туристам. Хозяевам–то нынче все равно, их куда больше, чем выходки неугомонного прапрапрадедушки, интересует, где бы на ремонт крыши деньгу добыть. Другое дело – юницы, не обремененные хозяйственными заботами, но жутко вдохновленные перспективами грядущей любви и замужества. А тем более те, кого уже юницей не назовешь и чья любовь, равно как и замужество, сильно подзадержались. Обеим категориям жуть как хочется узнать «всю правду» насчет своего неизведанного будущего и рассмотреть собственные перспективы дотошно и детально. А в подобных делах первый помощник – фамильное привидение. Или не фамильное. Или даже не привидение, а всего лишь дух–невидимка. Словом, сойдет любая бестелесная сущность, готовая отвечать на вопросы сущности телесной.

В качестве иллюстрации расскажу одну историю. Приезжаю я как–то к подруженьке моей дорогой, Серафиме — и, как водится, начинаем мы с нею разговоры разговаривать. О нашем, о главном, о девичьем. Долго так разговариваем. Аж до самой до ночной звезды. После чего Симка, естественно, без дальних околичностей предлагает погонять по столу блюдечко. То бишь заняться спиритизмом, благо мы тут не вдвоем торчим — имеются еще двое таких же болтушек, Валька и Наташка, которые не проявляют ни малейшего желания мчаться по темным улицам домой, дабы порадовать предков своевременным возращением под родной кров. Итак, картина ясна: четыре девки приблизительно одного возраста и одной степени невлюбленности. Но по крайней мере троим жуть до чего хочется узнать, какова вероятность прихода в их жизнь большого и светлого чувства. Я не стала разбивать ничьих надежд, села вместе с остальными вызывать почивших в бозе. И сразу же отмела предложения потревожить сон Высоцкого, Цоя, Пушкина, Есенина:

- Да вы что? Им, беднягам, небось ни отдыху, ни сроку не дают –каждую минуту вызывают, как МЧС. Они же в три смены пашут, отвечая на корреспонденцию из нашего измерения. А вас, дурех, пошлют по матушке – вот и весь сеанс.

- Кого бы вызвать? – пригорюнилась Сима, — Ну ничегошеньки на ум не приходит… Может, Кайдановского?

- Да ну его! – запротестовала Валька и потащила блюдечко к себе, — Я знаю, кого! Давай вызовем Марлона Брандо! Он недавно помер, его еще спириты облюбовать не успели.

- Да? А ты знаешь английский? – ядовито осведомилась Наталья – видимо, обиделась за сброшенного со счетов Кайдановского.

- Ну, не знаю – и что с того? Думаешь, покойники только на родных языках разговаривают?

- А на каких? На загробном эсперанто? Или как он там по–старинному именуется? Воляпюк! Ты, дитя природы, владеешь воляпюком?

- А будешь издеваться – получишь в глаз! – взвилась Валентина, точно петарда, — Думаешь, я и слова–то такого не знаю? Знаю! Твой воляпюк дурацкий никому не нужен, как и твой выпендреж!

- Хватит, хватит, — остудила атмосферу Серафима, — Чур, не доставать, а то живо по койкам отправлю! Я, как хозяйка, предлагаю свою кандидатуру — батьку Махно! Кто «за», скажите «yes»!

Поистине, вовек мне не постичь тайн женского ассоциативного ряда. При чем здесь Махно? Почему именно этот военный, и при жизни неизмеримо далекий от женских проблем? Но девки словно с дуба рухнули:

- Ой, дава–а–а–ай! Yes–s–s!!!

Мне–то, собственно, было пофигу, и я тоже согласилась. Стали елозить блюдцем по столу, повторять дурацкие заклинания «Батька Махно, явись!» — но все без толку.

- Слушайте! – не выдержала я наконец, — Какой он нам батька? Мы что, в его подразделении служили? Надо как–то повежливее, по имени–отчеству… Нестор Как–его–там…

- Петрович! – подхватила инициативу Валька.

- Это в фильме «Большая перемена» был Нестор Петрович, аспирант и жених девушки Полины, — опять встряла эта змея по имени Наталья, обламывая Валюхе весь кайф, — Нестор Махно был никакой не Петрович.