Михаил Швецов - Госпожа тюрьмы, или слёзы Минервы

Один из первых, кто разглядел за внешним «благополучием» пенсильванской системы одиночного заключения все душевные муки и страдания людей, был Ч. Диккенс. Посетив в Филадельфии (штат Пенсильвания) одиночную тюрьму, он привёл её описание (СС. — М., 1955, 9): «Я считаю, — писал он, — это медленное, ежедневное давление на тайные пружины мозга неизмеримо более ужасным, чем любая пытка, которой можно подвергнуть тело; оставляемые им страшные следы и отметины нельзя нащупать, и они так не бросаются в глаза, как рубцы на теле; наносимые им раны не находятся на поверхности и исторгаемые им крики не слышны человеческому уху, — я тем более осуждаю этот метод наказания, что, будучи тайным, оно не пробуждает в сердцах людей дремлющее чувство человечности, которое заставило бы их вмешаться и положить конец этой жестокости» (с. 125).

Декабрист Зубков тягостные переживания в период своего заключения в Петропавловской крепости описал так: «Изобретатели виселицы и обезглавливания — благодетели человечества; придумавший одиночное заключение — подлый негодяй; это наказание не телесное, но духовное. Тот, кто не сидел в одиночном заключении, не может представить себе, что это такое» (М.Н. Гернет. История царской тюрьмы. — М., 1961, 1–3).

Революционер М.А. Бакунин в своих письмах, переданных секретно при свидании с родными, писал друзьям: «Ах, мои дорогие друзья, поверьте всякая смерть лучше одиночного заключения, столь восхваляемого американскими филантропами…Заприте самого великого гения в такую изолированную тюрьму, как моя, и через несколько лет вы увидите, что сам Наполеон отупеет, а сам Иисус Христос озлобится… Вы никогда не поймёте, что значит чувствовать себя погребённым заживо» (там же, стр. 430).

М.Н. Гернет (1961) пишет о том, что история одиночного заключения в царской тюрьме знает много случаев, когда вышедшие на свободу люди настолько сильно чувствовали себя отвыкшими от самостоятельного существования и политической борьбы, что кончали жизнь самоубийством.

История одиночного заключения знает много случаев, когда у людей наступал срыв высшей нервной деятельности и развивались реактивные психозы. По данным М.Н. Гернета, с 1826 по 1870 г. в Шлиссельбургской крепости за государственные преступления находилось 98 человек, из которых 26 умерли или заболели душевными болезнями.

Крупнейший психиатр прошлого столетия Крафт Эбинг считал, что «чрезвычайно строгая пенсильванская система келейного заключения, с наложением абсолютного молчания, устранением всяких впечатлений внешнего мира, конечно, может считаться причиной многих случаев помешательства».

Врачи Дельбрюк, Гутш и Кирн (цит. По А.Н. Бунееву, 1950), впервые описавшие психические расстройства в условиях одиночного заключения, полагали, что они имеют дело с самостоятельной группой заболеваний, обусловленных влиянием специфических вредностей строгой изоляции, и назвали её «тюремными психозами».

Однако с прогрессом психиатрических знаний ( читай : государственной деспотии) выяснилось, что группа «тюремных психозов» не является отнюдь однородной. С одной стороны оказалось, что значительное число «тюремных психозов» относится к шизофрении. С другой стороны было установлено, что истинные реактивные состояния, возникающие в заключении, чрезвычайно разнообразны по своей клинической картине и генезу. Значительное число реактивных состояний, развивающихся в тюрьме, относится к истерическим реакциям.

Э. Крепелин (1929) выделил группу собственно «тюремных психозов», к которым он отнёс галлюцинаторно-параноидные психозы, протекающие при ясном сознании и возникающие обычно при длительном строгом одиночном заключении. Под влиянием лишения свободы, по его мнению, могут развиваться различные психические расстройства, из которых только часть может считаться характерной для рассматриваемых случаев… У лиц, заболевших этим психозом, Э. Крепелин не отмечал типичные выраженные истерические и дегенеративные стигмы. Поэтому, по его мнению, упомянутые психозы связаны с психотравмирующими факторами заключения, а не зависят от дегенеративной формы. Он указал, что перевод больного с «тюремным психозом» из одиночной камеры в общую камеру или психиатрическое отделение большей частью даёт быстрое выздоровление.

С.С. Корсаков (1901) также подчёркивал качественную специфику «тюремного психоза». Для заключённых в одиночную камеру он считал характерным угнетение, подавленность, бессонницу, страх, яркие слуховые и зрительные галлюцинации.

Советские авторы (А.Н. Бунеев. Реактивные состояния. Судебная психиатрия. М., 1950. -311с.) и др. показали, что термин «тюремный психоз» является чрезвычайно условным, потому что по своему патогенезу так называемые тюремные психозы не являются самостоятельным заболеванием, а относятся к группе реактивных состояний и лишь отражают в своей картине специфические условия заключения. У лиц в условиях одиночного заключения, как показал в своей диссертации А.Н. Бунеев (Шизофреноподобные и шизофренические реакции на судебно-психиатрическом материале. Докт. дисс. М., 1943), наиболее часто развиваются параноидные и галлюцинаторные состояния, реактивные депрессии, ситуационные истерические реакции и бредоподобные фантазии.

П.Б. Ганнушкин указывал на две причины, больше всего способствующие развитию галлюцинаций и параноида у заключённых:

1) нахождение под подозрением в совершении какого-нибудь преступления и 2) изолированное положение.

Как отмечает Бунеев, очень трудно найти группу психических заболеваний, которая бы вне тюремных условий впервые проявлялась клинической картиной полностью совпадающей с изложенной выше. Именно этот факт, по его мнению, и дал возможность Э. Крепелину говорить о «тюремных психозах»».

Закончим чтение этой очень полезной и интересной книги О.Н. Кузнецова и В.И. Лебедева. Из неё видно, что психиатры сталинского времени должны были в диссертациях показать, как советские люди стойко выдерживают одиночное заключение без риска «свалиться» в шизофрению. Но учёные, которым не было запрещено выражение своего мнения, видели в одиночном тюремном заключении, а также длительной изоляции от общества, в условиях кругосветного плавания и др. угрозу существования человека разумного. Самые свои главные выводы в психологическом исследовании влияния изоляции на человека в процессе моделирования космического полёта всё же, думается, они приберегли для своих последующих книг.

Как видим, многолетнее, если не сказать, многовековое исследование психики человека клиническими методами способно лишь поддерживать интерес (страх?) общества к проблеме шизофрении, но не способно разрешить её. Разные научные дисциплины складывают свои достижения к стопам премудрой психиатрии, которая и выбирает,… и ждёт, ждёт, ждёт… Сегодня, когда философы говорят о том, что человек разумный уже умер, заклинания об интеграции наук так и остаются лишь красивой фразой в устах чиновников от науки (В.А. Лекторский // Человек. — 2004. - № 4).