Р Лэнг - Расколотое Я

Тишину до-сотворения, выраженную в языке и посредством языка, нельзя выразить языком. Но язык можно использовать для того, чтобы описать то, что он не может сказать,-пробелами, пустотами и описками, решеткой слов, синтаксиса, звучания и значения. Модуляции высоты и громкости точно изображают форму, не заполняя пространства между строк. Но грубая ошибка принимать строки за модель или модель за то, что она моделирует.

Наиболее основополагающе человек не вовлечен ни в открытие существующего, ни в сообщение, ни в намерение. Он делает бытие способным возникнуть из небытия.

Переживание бытия действительного посредника непрерывного процесса творения проводит мимо любого подавления, или гонения, или суетной славы, даже мимо беспорядка и пустоты, и вводит в само чудо того непрерывного полета небытия в бытие. Оно может стать возможностью того великого освобождения, когда осуществляется переход бытия, боящегося ничто, к осознанию того, что нечего бояться. Тем не менее очень легко сбиться с пути на любой стадии.

Здесь может ждать огромная радость, но также легко быть искалеченным этим процессом или слиться с ним. Он будет требовать акта воображения от тех, кто не знает из своего собственного опыта, что за ад эта пограничная полоса между бытием и небытием. Но воображение для этого и существует.

Положение, или позиция, человека по отношению к этому акту, или процессу, может стать решающим с точки зрения безумия или душевного здоровья.

Есть люди, которые чувствуют, что призваны даже самих себя производить из ничто, поскольку подспудное чувство в них говорит, что они не были сотворены должным образом или были сотворены только для разрушения.

Если нет ни смысла, ни ценностей, ни источника поддержки или помощи, то человек как творец должен изобретать, призывать смыслы и ценности, поддержку и помощь из ничто. Он -волшебник.

Человек в самом деле может создать нечто новое - стих, картину, скульптуру, систему идей, размышлять о том, о чем никто никогда не размышлял, видеть так, как никто никогда не видел. Небольшая выгода заключается в том, что он, вероятно, происходит из своего собственного творчества. Фантазия не видоизменена подобным "действием", даже самая возвышенная. Судьба, ожидающая творца после того, как его не замечают, замалчивают, презирают, состоит в том, чтобы -к счастью или к несчастью, в зависимости от точки зрения,- быть открытым чем-то нетворческим.

Бывают неожиданные, даже необъяснимые самоубийства, которые должны пониматься как рассвет надежды, столь ужасный и мучительный, что он невыносим.

При нашем "нормальном" отчуждении от бытия личность, обладающая опасным знанием о небытии того, что мы принимаем за бытие (псевдожелания, псевдоценности, псевдодействительность эндемических заблуждений о том, что принимается за жизнь, смерть и т. п.), в современную эпоху являет миру творческие акты, которые мы презираем и страстно желаем.

Слова в стихе, звуки в движении, ритм в пространстве пытаются увести обратно в личностное пространство и время личностное значение из звуков и форм обезличенного, обесчеловеченного мира. Они являются плацдармом на чужой территории. Они представляют собой мятеж. Их источник - Безмолвие в сердцевине каждого из нас. Когда бы и где бы во внешнем мире ни появлялся подобный вихрь оформленного звука и пространства, сила, что содержится в нем, порождает новые силовые линии, чье воздействие ощущается на протяжении веков.

Творческое дыхание "исходит из области человека, в которую человек не может спуститься, даже если б его вел Вергилий, ибо Вергилий туда бы не пошел" (из "Дневников Жана Кокто").

Эта область, область ничто, область безмолвия безмолвии - и есть источник. Мы забываем, что все мы все время находимся там.

Деятельность должна пониматься с точки зрения переживания, из которого она возникает. Эти узоры, что таинственным образом воплощают математические истины, увиденные лишь немногими,- столь прекрасные, столь изящные,-неважно, что они суть бултыхания и трепыхания тонущего человека.

Мы существуем здесь вне всяких вопросов, за исключением вопросов бытия и небытия, перевоплощения, рождения, жизни и смерти.

Творение ex nihilo было объявлено невозможным даже для Бога. Но мы занимаемся чудесами. Нам нужно услышать музыку гитар Брака (Лорка).

С точки зрения человека, отчужденного от своего истока, творение исходит из отчаяния и кончается провалом. Но такой человек не прошел весь путь до конца времени, до конца пространства, до конца тьмы и до конца света. Он не знает, что там, где все кончается, все и начинается.

II. ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ'

За последние двадцать лет психотерапия значительно усложнилась как в теории, так и на практике. Но, однако, из-за всей этой чрезвычайной сложности, а порой и путаницы невозможно, как сказал Пастернак, "не впасть, как в ересь, в неслыханную простоту".

В практике психотерапии само многообразие методов сделало более очевидной необходимость такой простоты.

Неизменными составляющими психотерапии являются психиатр, пациент, а также постоянные и определенные время и место. Но даже при этом двум людям встретиться не так легко. Мы все живем надеждой, что подлинная встреча между человеческими существами все еще может произойти. Психотерапия состоит в выкидывании прочь всего того, что стоит между нами: бутафории, масок, ролей, лжи, защит, тревог, проекций и интроекций - короче, всех пережитков пропитого, которые мы используем по привычке и тайком, умышленно или неумышленно, в качестве денежных знаков при взаимоотношениях. Именно эти деньги, эти самые средства воссоздают и усиливают условия отчуждения, что первоначально послужили им причиной.

Психоанализ внес существенный вклад, пролив свет на такие пережитки и вынужденные повторения. Сейчас среди психоаналитиков и психиатров наметилась тенденция сосредоточения не только на переносе, не только на том, что произошло прежде, но и на том, чего прежде никогда не происходило, на новом. Таким образом, на практике использование толкований для раскрытия прошлого или даже прошлого-в-настоящем может применяться лишь в качестве одной из тактик, а в теории предпринимаются

*С точки зрения психиатра.

попытки более глубокого понимания и нахождения терминологии для непереносных элементов в психиатрии.

Психиатр может позволить себе действовать спонтанно и непредсказуемо. Он может активно раскрываться, чтобы разрушить старые модели переживания и поведения. Он может активно усиливать и укреплять новые модели. Теперь можно услышать о психиатрах, приказывающих, смеющихся, орущих, плачущих, даже встающих со своего священного стула. Все возрастающее влияние со своим акцентом на озарение, достигаемое посредством внезапного и неожиданного, оказывает дзэн. Конечно же, подобные методы в руках человека, не испытывающего неослабное внимание и уважение к пациенту, могли бы оказаться пагубными. Хотя некоторые общие принципы этих усовершенствований можно сформулировать, на практике они по-прежнему предназначены - а на самом деле так всегда и должно быть - для человека, который обладает как совершенно исключительной властью, так и способностью к импровизации.