Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией

По ходу истории, повторяю, он был просто чудесным малым. Полным удивительных светлых идеалов. Когда его вторая любовь зажила со своим первым, он стал бесплатно делать в их квартире ремонт. От всего сердца!

Несмотря на то, что он закончил строительный институт, устроиться на работу по специальности он не мог даже близко. Ну, кто такое видел, тому понятно. Деньги долго были, а когда и кончились – что с того? Всегда есть что-то неучтенное, залетевшее, светлое завтра, милая улыбка, которую невозможно не угостить…

Итак – если я правильно обрисовал картину – Костик был ангелом, правда, все более падшим в житейском смысле (при взгляде с практической стороны), но в своих собственных глазах он шел по гладким линиям собственных прекрасных понятий. И было среди этих понятий такая тема: Костик с девушками просто так не спал. Без великой любви, не с единственными – нет, о нет!

Конечно, к тому времени, когда он попал ко мне на мистерию, он, наверное, о многом задумывался и что-то там у него внутри колебалось и поколёбывалось… Но тут я не в курсе, мы мало общались. Собственно, весь мой рассказ вращается вокруг одной сцены.

Дело было в темной-претемной комната… Костик потом называл ее «комнатой ужасов». Это была та самая совершенно темная комната, куда попали одновременно с ним герои рассказа «Незнакомка». «Уж попали так попали!» Участники были брошены там ночью без права выхода и без права разговоров, проинструктированные единственно заданием познакомиться друг с другом телесно.

Заметьте – хочет подчеркнуть ведущий – не трахаться, а просто познакомиться друг с другом телесно.

Но Костик понял это дело по-своему… Потому что трахаться он начал, по-моему, минут через десять после старта «ужасов».

Но можно представить и так, что был он на это дело жестоко соблазнен. Девица эта много мелькала у меня потом перед глазами, и ныне я знаю, что «падение ангелов» – ее трудная и сладкая специализация.

Все произошло быстро и безошибочно.

Само собой, на следующий день Костик сделал все возможное, чтобы в девицу влюбиться. Они ходили в обнимку, вместе пили и спали, а когда мистерия закончилась, поехали путешествовать по области. Но девица оказалась крепким орешком, и показала свою грубую натуру не долго спустя, как все нормальные девы, а прямо через несколько дней. Она коварно разводила его на деньги, которых почти и так не было, виляла хвостом, устраивала жесткие сцены, и когда она наконец решила возвращаться домой, Костик был счастлив. Влюбиться у него не получилось, и вышло, что трахался он – просто так …

Это, на самом деле, довольно долгая история. Еще год перемалывались жернова событий, в результате которых Костик послал на хер свою бывшую единственную любовь и ее нового первого. В результате которых Костик сумел выставить счет бывшим друзьям, зажавшим часть его денег, и медленно по счету получить. В результате которых он женился, родил ребенка и устроился на приличную работу, где он уже давно получает сильно больше, чем я за свои писания.

И так далее. Конечно, событий было много. Но демон гордости мне говорит, что начало было положено в «комнате ужасов», где был сломлен один из дурацких Костика стереотипов, и который стал примером для слома других. Впрочем, это скорее гордость организатора – я им свечку не держал, я совсем другим в это время занимался. Ну, не то чтобы совсем-совсем другим…

Может быть, не совсем в тему этой главы я хочу рассказать еще одну историю.

Блядство является очень сильной силой.

И борьба с ним – очень сильная борьба.

Однажды у меня была группа, центральной темой которой была Борьба-с-Блядством. Я тогда совсем недавно женился, и тема была очень актуальной (я думал, что Женитьба Положит Конец). Организовала группу моя бывшая любовница. Пока группа происходила, мы с ней жили в одной квартире, но вместе не спали. Напряжение было очевидно.

А Рыженькая была молодой и очень сексуальной девушкой. Очень вызывающе сексуальной, я бы сказал – уж во всяком случае, одеждой и манерами. То есть как девушкой – она была мамой сына лет трех и женой профессора того института, который не так давно закончила. Понятно, что муж ее был возраста отца. И понятно было (то есть ей понятно, по ее словам), что он от импотенции был уже недалек, а на «блядство» у Рыженькой был строжайший запрет.

Рыженькая мне нравилась, по нарастающей. Она хорошо и честно работала на группе. Все главное произошло в последнюю ночь, после четвертого дня работы, когда мы решили сверх дневной программы устроить «карнавальную ночь». Ночь состояла из импровизационных сцен, когда мы договаривались об изначальном раскладе, а потом каждый делал что хотел в рамках этого расклада.

Первой сценой был «Сумасшедший дом», который удался тем ярче, что половина участников работала в психиатрии (включая и Рыженькую). Она в этой сцене была какой-то депрессивно-параноидальной, а я – сексуальным маньяком. Каждый, понятно, отыгрывал свое. Она, помню, спряталась в какой-то шкаф, а я защищал ее от санитаров, и вообще старался привечать, по голове гладил. Она вроде не очень замечала.

Второй сценой был «Гарем», где жены в конце концов подняли восстание и сбежали от шаха (от меня) на кухню.

Третьей сценой была «Африка». Была уже глубокая ночь. Я потушил свет и включил быструю музыку барабанов, а в углу комнаты насыпал большую кучу битого стекла (бутылки я бил вечером в подъезде, уже наряженный и расписанный для карнавала; надо было видеть лица соседей, которые вышли на шум!). Мы долго и молча танцевали как Дикое Африканское Племя, а потом, в танце, я босиком зашел на стекла и потанцевал там, а потом те, кто хотел, стали делать то же самое. Так продолжалось, наверное, с полчаса. Рыженькая исступленно танцевала в противоположном от меня (и от стекла) конце комнаты.

И вдруг она подскочила к куче стекла и прыгнула на нее. Но не расслабленно и «нежно», как это делали все мы, а наоборот, она бросилась на стекла и стала с бешеной силой топтать, бить их ногами. Она была не босиком, а в тонких колготках. Через пару минут она упала на колени и продолжала топтать стекла уже коленями. Выглядело это, конечно, страшно. Мы танцевали рядом, но не вмешивались. Били барабаны.

Рыженькая наконец спрыгнула со стекла и бросилась в соседнюю комнату оставляя кровавые следы на паркете. Там она стала плакать и завывать, вначале нечленораздельно, а потом повторяя что-то вроде «Володенька, не могу я с тобой больше жить! Володя, я так больше не выдержу!» Я послушал ее и вернулся в комнату, где затихал танец. Я промокнул палец в луже ее крови и мазнул каждому по середине лба.