Вильгельм Гумбольдт - 94 Избранные труды по языкознанию

Итак, хотя из рассмотренного нами примера мы видим, что язык обладает специальной формой местоимения, с которой постоянно и исключительно связывается понятие бытия, однако выдвинутое нами требование о том, чтобы это понятие воплощалось в местоимении как таковом, выполняется не вполне. Не вполне выполняется оно (хотя ситуация там несколько иная) также и в языке уастека, на котором говорят в одной из областей Новой Испании. Здесь также местоимения (однако только самостоятельные) соединяются с временной частицей, исключая тем самым глагол быть. По своему значению они еще более приближаются к последнему, так как в отличие от аналогичных сочетаний в языке яруро могут стоять совершенно отдельно: nana-itz'я был', tata-itz'ты был' и т. д. При атрибутивном глаголе лица выражаются другими местоименными формами, весьма близкими к притяжательному местоимению. Но происхождение частицы, присоединяемой к местоимению, слишком неясно, чтобы можно было судить о том, не содержится ли в ней собственно глагольный корень. В настоящее время она служит в этом языке для характеристики прошедших времен, в имперфекте — постоянно и без исключений, в других временах — по особым правилам. Однако горные жители, язык которых, вероятно, наиболее архаичен, используют эту частицу более широко и присоединяют ее так же в настоящем и в будущем времени. Иногда она присоединяется даже к глаголу, чтобы выразить усиленный характер действия, и в этом смысле в качестве показателя эмфазы (ср. также во многих языках сопровождение перфекта усилительной редупликацией) она может постепенно превратиться в основную характеристику прошедших времен \

В языке майя, на котором говорят на полуострове Юкатан, напротив, в чистом и полном виде представлена именно та ситуация, которую мы сейчас обсуждаем Этот язык обладает местоимением, которое при самостоятельном употреблении заменяет собой глагол быть и с весьма примечательной последовательностью всегда обозначает истинную функцию глагола особым, специально для этого предназначенным элементом. Местоимение распадается здесь на два типа. Первый тип сам вводит понятие бытия, второй не обладает этим свойством, но может также соединяться с глаголом. Первый из этих типов делится на две разновидности, из которых одна вводит понятие бытия только при соединении с другим словом, вторая же содержит это понятие непосредственно в себе. Эта последняя разновидность в полном виде представляет глагол быть, ибо она соединяется также с временными частицами (отсутствующими, однако, в презенсе и перфекте языка майя). В двух первых лицах единственного и множественного числа эти местоимения имеют форму Pedroen'я есмь Петр' и так далее, аналогично: ech, on, ex; с другой стороны: ten'я есмь', tech'ты ecu', toon'мы есмы', teex'вы есте'. Помимо трех названных здесь типов, какие бы то ни было самостоятельные местоимения отсутствуют; для выражения их значений используются местоимения, выступающие одновременно и в качестве глагола 'быть' (tenи т. д.). Местоимения, не вводящие понятия бытия, всегда выступают только в аффиксальной форме, и enне употребляется ни в какой функции, кроме описанной выше. Если глагол не сочетается с первым типом местоимений, он регулярно соединяется со вторым. В последнем случае, однако, в глагольных формах обнаруживается элемент (в двух видах — cahи ah, — чередующихся по определенным правилам), остающийся после отделения всех элементов, обычно сопровождающих глагол (лица, времени, наклонения и т. д.). Таким образом, en, ten, cahи ahвыступают во всех глагольных формах, но всегда при этом один из этих слогов исключает употребление остальных. Уже отсюда следует, что все они выражают глагольную функцию, так что какой-либо из них обязательно должен присутствовать в глаголе, однако наличие одного делает излишним употребление остальных. Использование их подчиняется определенным правилам. Enприменяется только при непереходном глаголе, причем во всех временах, кроме презенса и имперфекта, ah— при переходных глаголах с тем же распределением по временам, cah — при всех глаголах, безразлично к их переходности, но только в презенсе и имперфекте. Теп обнаруживается только в одном и как будто бы аномальном спряжении. При ближайшем рассмотрении последнего оказывается, что оно привносит значение обычного характера действия или продолжающегося состояния, и формы глагола в этом спряжении после отбрасывания частиц cahи ahполучают окончания, частично использующиеся также для образования так называемых герундиев. Здесь, таким образом, происходит превращение глагольной формы в именную, а последняя, чтобы опять стать глагольной, нуждается в глаголе быть как таковом. В этом отношении такие формы полностью совпадают с рассмотренным выше мексиканским темпусом обычного действия. Я должен еще заметить, что при таком представлении переходными глаголами можно назвать лишь те, которые действительно управляют внешним по отношению к себе объектом. Глаголы, употребляемые неопределенно, реально активные, такие, как 'любитъ\ 'убивать', а также глаголы, которые, подобно греч. oixo8opico,содержат сами в себе управляемый объект, трактуются как непереходные.

Читатель уже, вероятно, обратил внимание на то, что две разновидности первого типа местоимений отличаются друг от друга только префиксальным t. Поскольку этот tобнаруживается как раз в том местоимении, которое само по себе имеет глагольное значение, напрашивается вывод о том, что этот согласный представляет собой корень глагола, так что точнее было бы сказать, что в рассматриваемом языке не местоимение употребляется как глагол быть, а, наоборот, этот глагол — как местоимение. Нераздельное соединение существования с лицом оставалось бы при таком рассмотрении тем же, но взятым под другим углом зрения. То, что tenи остальные подобные формы действительно употребляются просто как самостоятельные местоимения, видно из молитвы „Отче наш" на языке майя На самом деле, я также считаю этот tкорневым, но корнем не глагола, а местоимения. Об этом говорит выражение форм 3-го лица. Дело в том, что последнее выражается совершенно не так, как два первых лица, а именно: в единственном числе в обоих типах, выражающих глагол быть, форма 3-го лица имеет вид lai-Io; во множественном числе, в типе, не служащем для глагольного выражения, она имеет вид ob, а в другом типе — loob. Если бы tбыл корнем глагола, то этого никак нельзя было бы объяснить. Но поскольку для многих языков оказывается трудным выразить чистое понятие 3-го лица и отделить его от указательного местоимения, то нет ничего удивительного в том, что оба первых лица имеют общий корневой звук, свойственный только им. Действительно, в языке как будто бы существует относительное местоимение lai, а в других американских языках встречаются корневые звуки, повторяющиеся в нескольких или во всех лицах местоимений. В языке майпуров третье лицо с разными добавлениями входит в состав первых двух, как если бы третье лицо первоначально обозначало понятие 'человек', а два первых лица—'я-человек' и 'ты-человек'. В языке ачагуа местоимения во всех трех лицах имеют одинаковые окончания. Оба эти народа живут между Рио-Негро и верхним течением Ориноко. Два главных типа местоимений языка майя обнаруживают звуковую близость лишь для нескольких лиц, среди остальных же наблюдается большое разнообразие. Звук tотсутствует в аффиги- рованных местоимениях. Слоги ех и ob'2-го и 3-го лица множественного числа местоимения, связанного с понятием бытия, целиком перешли на те же лица другого местоимения, не обладающего этим значением. Однако поскольку здесь эти слогн просто присоединяются как окончания к уже готовым формам 2-го и 3-го лица единственного числа, то ясно, что они используются здесь только как показатели множественного числа, утеряв первоначальную функцию, которую они выполняли в других, вероятно, более древних местоимениях.