Герман Дилигенский - Социально-политическая психология

Высокий уровень притязаний в сфере благосостояния, соответствующий возросшей «силе» потребностей физического существования — это факт не социально–политической, но индивидуальной психологии. Однако социальные ожидания, связанные с появлением новой частнопредпринимательской экономики и освобождением от социалистических «правил игры» — создают предпосылки для ее экстраполяции в общественно–политическую сферу. Обществу явно или неявно предъявляется требование создать людям условия для свободного выбора предметов потребления (вместо «Москвича» и «Жигулей» «Вольво» и «БМВ»!) и способов заработка, снять ограничения с форм и уровня дохода. Поскольку этому требованию соответствуют принципы рыночной экономики, они встречают наиболее широкую поддержку в тех социально–демографических группах — особенно среди молодежи, — которые отличает наиболее высокий уровень материальных потребностей. Как показывают данные опросов, именно в позициях по проблеме оптимального типа экономического строя больше всего проявляется разрыв между поколениями. Так, в 1993 г. за экономическую систему, основанную преимущественно на рыночных отношениях, высказался 61% опрошенных в возрасте до 29 лет, 40,5 — в возрасте 30–34 года и лишь 20% - старше 54 лет. [73] См.: Там же. № 4. С. 42, 46. . В пользу же системы, основанной на государственном планировании, высказалось лишь около 20% респондентов младшей возрастной группы, 31,5% - средней и больше половины — старшей. Характерно, что политические деятели — «рыночники» (Ельцин, Гайдар, Чубайс) пользуются в младшем поколении наибольшей, а политики, отождествляемые со старой хозяйственной номенклатурой (Черномырдин), — наименьшей поддержкой [74] См.: Там же. № 6. С. 43. .

В целом российская социально–экономическая и социально–психологическая ситуация начала 90–х годов отличается уникальностью, крайне затрудняющей ее сопоставление с развитыми странами Запада. Одна из ее наиболее своеобразных черт — крайняя разнонаправленность, хаотичность изменении в положении людей — в их материальном и социальном статусе, в социальной мобильности, — проявляющаяся часто в рамках одних и тех же человеческих общностей, объединяемых непосредственным общением. Наряду с обвальным снижением жизненного уровня и усилением пессимистических ожиданий, вызываемых инфляцией, впечатляющий рост частных богатств и спроса на дорогие импортные товары. Врач или инженер, занявшийся бизнесом или просто перешедший служить в коммерческую структуру, становится богачом по сравнению со своими вчерашними коллегами. Юнец, не закончивший школы, торгуя газетами или сигаретами, имеет доходы, о которых не может и мечтать его отец — высококвалифицированный специалист с ученой степенью. В этих условиях теряются сколько–нибудь ясное и определенное ощущение жизненных перспектив и возможностей, критерии оценки собственного положения. Выбор референтных групп и ситуаций приобретает более индивидуальный и случайный, чем социально–групповой характер, совершается под влиянием индивидуальных психологических особенностей и контактов человека. Часть россиян склонна сравнивать свое положение не с какой–то реальной ситуаций, но с ожидавшейся ранее (в 1991 — особенно начале 1992 г.) катастрофой, что стимулирует примирение с действительностью, питаемое также надеждой на успех реформ или личные усилия. Другие, сопоставляя свой нынешний неустойчивый жизненный уровень с недавней стабильной обеспеченностью, а также с богатством других людей, напротив, «сгущают краски». Как уже отмечалось, реальное материальное положение оказывает при этом лишь ограниченное влияние на характер его оценки.

В одном из опросов 1993 г. почти половина людей с низким и 71% с высоким уровнем дохода умеренно позитивно оценила свое материальное положение, выбрав ответы: «все не так плохо и можно жить» и «жить трудно, но можно терпеть». Заметно меньше (42,6%) получающих низкий доход и почти четверть — высокий присоединились к резко негативной оценке: «терпеть наше бедственное положение уже невозможно». Этот калейдоскоп восприятий и представлений свидетельствует об отсутствии какой–либо абсолютно господствующей социально–психологической тенденции не только в обществе в целом, но и в рамках различающихся по доходам групп населения, в том числе бедных. Видимо, эта ситуация в той или иной мере объясняет, почему до конца 1993 г. в России так и не произошел массовый социальный взрыв, неоднократно предрекавшийся прессой и политиками определенного направления. Но она же объясняет и неожиданно большое количество голосов, полученное на выборах декабря 1993 г. силами «непримиримой оппозиции»: коммунистами и особенно либерально–демократической партией В. Жириновского. Отсутствие у этой партии сколько–нибудь развернутой и обоснованной экономической программы компенсировалось агрессивностью «тотального» осуждения всего, что делают или предлагают правительство и демократы. Голосование за нее поэтому позволяло избирателям «выплеснуть» свои эмоции, вызванные нетерпимой ситуацией, избавляя себя в то же время от бремени практически невозможного для них выбора альтернативной экономической стратегии.

Чрезвычайно высокий уровень когнитивной неопределенности в условиях глубокого общественного кризиса — таков, очевидно, главный психологический источник хаотичной динамики потребностей в России конца 80 — начала 90–х годов.

По справедливому замечанию А.Н. Леонтьева, сфера человеческих потребностей обладает внутренним единством и их разделение на необходимые для поддержания жизни и духовные потребности относительно [75] См.: Леонтьев А.Н. Указ. соч. С. 9–10. . Проблема системной взаимосвязи между потребностями различных типов — одна из центральных и наиболее сложных в психологии мотивации. В предыдущих разделах мы неоднократно касались связи между когнитивными и иными потребностями человека. Теперь нам предстоит уяснить, какое место в мотивационной системе занимают те из них, которые по принятой нами терминологии являются потребностями социального существования людей (см. с. 68). А также рассмотреть, какую они играют роль и как функционируют в сфере социально–политической психологии.

Уроки «гуманистической психологии»

Одна из наиболее популярных в психологии и политологии концепций взаимосвязи потребностей принадлежит видному представителю американской так называемой гуманистической психологии А. Маслоу. Этот автор располагает все потребности человека на пяти иерархических уровнях. Низший уровень — это физиологические потребности, далее следует потребность в безопасности; на более высоких уровнях находятся потребности в принадлежности к человеческой общности и в любви, в уважении, а высший уровень представлен потребностью в самоактуализации (или самоосуществлении, т.е. полном раскрытии заложенных в человеке потенций и способностей). Главное в концепции Маслоу — это, однако, не «список» потребностей (выше уже отмечалось, что подобным спискам несть числа, многие из них — намного более детальны и полны, чем цитируемый), а его представление об их происхождении и взаимоотношениях. Потребности всех уровней, по Маслоу, «инстинктоидны», т.е. генетически заложены в психике человека в виде потенций. Потребности более высоких уровней актуализируются и начинают влиять на поведение лишь по мере удовлетворения (полного или частичного) низших [76] Maslow А.Н. Motivation and Personality. N.Y., 1954. . Собственно, это представление о совпадающем с эволюцией человека движении потребностей от основания (физиологические нужды) к вершине (самоактуализация), об их, по принятой в психологической литературе терминологии, «пирамидальной» структуре является главным в концепции Маслоу.