Клаудио Наранхо - ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИЯ

Я: Говорите о том, что вы не лучше других.

Р.: Я не лучше?

Я: Нет.

Р.: А вот это трудновато.

Я: «Это Мак Фарлейн. Не я» [61].

Р.: Ах, да. Мак Фарлейн. Я довольно-таки хорош, но на вторых ролях. Да мне не очень-то и нравится быть первым. У меня хорошо получается быть вторым, знаете ли, исполнять приказы. На самом деле я лучший второй по должности командир (смех). Ну да, я совсем не…да. Я в общем-то ничем и не отличаюсь от вас. Вы занимаетесь своим, а я своим. Пусть оно так и будет.

Я: Как вам нравится эта роль?

Р.: Очень даже. Нравится. Да. Гораздо удобнее, даже спокойнее.

Я: Ведь это старший командир получил все пули.

Р.: (Улыбаясь). Ну да, конечно. Это верно. (Смех). Ух ты! Да. Это ведь он, не так ли? Верно. Так гораздо безопаснее быть вторым. На мне чуть больше дерьма, но зато я не убит [62].

Я: А первым быть веселее.

Р.: Согласен.

Я: Теперь я хотел бы, чтобы вы были Мак Фарлейном. Вы Мак - Фарлейн, стоите во весь рост [63]. Почувствуйте, каково быть им, пусть он сам скажет. Что чувствуешь, когда ты - командир…

Р.: Хорошо, хорошо. Понял. Я Мак Фарлейн и отвечаю за четыре тысячи вояк, и мы…, я организовал их, мои младшие командиры натаскали их, все сделали, чтобы они стали организованными, дисциплинированными, единой командой. И вот я беру их на поле битвы, мы знаем, что предстоит драться. Будто свидание у нас назначено с этими чертовыми гуками. Мы будем драться с ними, мы стоим на поле битвы, и я впереди, я, э…, я прямо перед рядами солдат, я знаю, что с тактической точки зрения, чтобы победить, мне надо собой пожертвовать. И я готов, потому что я… это моя работа. Да. Я говорю это, как Мак Фарлейн. Я работаю не для себя. И вот они все там, час настал, я стою с ружьем, и - этого во сне не было, но я сейчас это чувствую - я делаю шаг вперед, целюсь и стреляю в гуков - просто стреляю. Все равно, куда стрелять - их так много. Больше одного - двух выстрелов мне не сделать. Так, хорошо, я должен собой пожертвовать [64]. Тактический маневр привлечет их огонь. Вдруг я в пуленепробиваемом жилете, но это ничего не остановит. Нет, это не Мак Фарлейн. Тот, кто надел жилет,- это опять я.

Я: Представьте, что в вас, как в Мака Фарлейна, впиваются пули.

Р.: Этого я и боюсь. Ну, хорошо. Поднимаю ружье и дважды стреляю (как-то тихо, колеблясь), залп с другой стороны, получаю прямо сюда - первая пуля бьет сюда, над сердцем. Другая в шею. А теперь они сыпятся градом, вонзаются во все тело, в ноги, мышцы, голову. А я все стою.

Я умираю, больше не будет больно, но я все равно стою непреклонно, а в меня летят пули. Я отклонился вперед, чтобы не упасть от ударов. Пули впиваются в меня, но я этого больше не чувствую. Кругом грохот выстрелов, рвется одежда, разрывается плоть, но мне уже все равно. Но во мне еще теплится сознание, скачет мысль, а что если мне оторвет ногу, и я упаду до завершения тактического приема. Это будет катастрофой для всех. Получилось не так уж и плохо,как я думал.

Я: Побудьте еще немного раненым.

Р.: Хорошо. Я и вправду думал, что это будет гораздо труднее.

Я: Постарайтесь говорить в настоящем времени, добавляя, по возможности: «Это я. Это моя жизнь». Посмотрите, появится ли какой-то дополнительный оттенок, если включать «Это моя жизнь» после описательных высказываний.

Р.: Это о ранении?

Я: Да.

Р.: X-м-м-м-м.

Я: Можно поинтересоваться? Привлечь огонь - означает ли это вызвать огонь на себя?

Р.: Да, вероятно. Как будто я попросил об этом.

Я: Намеренно?

Р.: Да.

Я: Сконцентрировав его на себе?

Р.: Да, я это сделал, э… я делаю это, как… ну, как часть героизма, но и потому что я на самом деле верю, что это моя миссия, и это главная ее составляющая. Итак, я открываю огонь?

Я: Только не забудьте говорить: «Это моя миссия. Это моя жизнь».

Р.: Хорошо, хорошо. Я собираюсь стрелять в этих, стрелять в этих гуков не оттого, что мне нравится убивать людей, просто теперь это моя обязанность. Я знаю, что на самом-то деле и не убью многих, поскольку меня самого скоро убьют. Так вот. Я пожертвую собой во имя победы в сражении. Это очень важный бой, его обязательно нужно выиграть во имя человечества и так далее, я весь в этом, это моя жизнь. Да, именно этого я и хочу, но боюсь. В жизни я хочу этого - принести большую жертву.

Я: Из гордости самоутверждения.

Р.: Нет. Во славу Ричарда. Во имя светлых идеалов человечества. Итак, со мной все в порядке. Вот теперь стрельну пару раз, приму на себя все пули, буду стоять во весь рост и принимать их на себя, потому что это моя работа, это моя жизнь - делать ее. В общем-то мне будет даже и не особенно больно. Поскольку это тоже моя жизнь, у меня не должно быть чувств, поэтому я не почувствую боль. Буду делать то, что я знаю, что должен сделать, это моя жизнь. Через все преграды - и это моя жизнь. В этом и есть смысл моей жизни. Это моя жизнь.

Я: Скажите шефу об этой своей жизни. О том, что вы герой.

Р.: Мак Фарлейн или я, или что?

Я: Попробуйте, как Ричард - Ричард его избегает, он не желает получать похвалу. Посмотрите, сможете ли вы заставить себя как Ричарда - вместо того, чтобы избегать похвалы - сказать ему. Не то, что вы действовали просто замечательно, а что вы герой.

Р.: Ну, знаете ли, я считаю, что «просто замечательно» означает, что я жду, что они скажут мне: «Да, это было великолепно. Да. Грандиозно.» Или что я был великолепен. Я хорошо поработал, и я герой. Я вел людей, после гибели Мак Фарлейна командиром стал я, я вел людей и хорошо поработал, я герой. И я заслуживаю грамоты.

Я: Вы чувствуете, что хотите этого?

Р.: Ну, и да, и нет… Да. Мне нужна грамота, как символ того, что я сделал и что я такое есть. Но я буду ее стесняться и куда-нибудь засуну, положу куда-нибудь в ящик и не буду никому показывать, в общем вот так… После того, как я получу ее. Вот что мне нужно.

Я: Может, вы составите диалог между гордым, хвастливым Ричардом и Ричардом скромным? Обыграйте эти две стороны.

Р.: Хорошо, на некоторое время побуду гордым, хвастливым Ричардом. Хотя нет. Я уже довольно нахвастал. Я буду…, я слушаю его, я лучше отвечу на весь этот вздор.

Ты, парень, считаешь себя просто великолепным. Тебе хочется, чтобы все только и говорили о твоем величии. А они говорят, а потом поворачиваются и смеются с друзьями: «Вот задница!» Ты этого хочешь, чтобы тебя все время называли задницей?

Нет, я не этого хочу. Я хочу, чтобы людям нравился во мне я, чтобы они относились ко мне, как к личности, а не как к идиотскому символу величия или благородного жертвователя, или как к выпендрежнику. Я хочу, чтобы они тянулись ко мне.

Но ты постоянно навязываешь себя, вместо того чтобы просто впустить их. Это невыносимо. Ты меня достаешь этим [65].

Знаешь ли, это уж мое дело. Ты тащишься вслед и подбираешь остатки. А я великолепен и вполне могу позволить людям знать об этом. И мне это нравится. А ты с этим ничего не поделаешь. Ничего ты не сможешь.