Даниэль Лапп - Искусство помнить и забывать

Каждый раз, когда вы извлекаете из памяти какую-то информацию, вы что-то добавляете к первоначальному воспоминанию или отнимаете от него. Если воспоминание приходит к вам по ходу какого-то разговора, вопросы и комментарии собеседника заставят вас придать большее или меньшее значение той или иной детали. Когда вы вызываете воспоминания самостоятельно, выбор деталей зависит от вашего настроения, ситуации и времени, затраченного на извлечение информации. Воспоминание, вновь возвращенное на хранение в память, всегда имеет несколько измененный по сравнению с прежним вид. Вспомните детскую игру в «испорченный телефон», в которой первоначальное слово, шепотом передаваемое от одного участника к другому, в конце концов искажается до неузнаваемости.

Мы уже поняли, что память складывается из многих элементов (эмоциональных, чувственных и интеллектуальных: обусловленных настроением, местом и временем), о которых мы, как правило, не подозреваем. Каждый человек фильтрует внешние стимулы в соответствии со своими личностными характеристиками: то есть акцентирует внимание на той или иной детали и принимает остальные сигналы выборочно, посредством некоей «интеллектуальной антенны». Подобная избирательность порой может являться причиной самых разных интерпретаций одного и того же события и даже полнейшего взаимного непонимания людей. Так, бывает, два человека слушают речь политического деятеля — и впоследствии пересказывают ее совершенно по-разному.

Когда однажды во время войны в Персидском Заливе (199О—1991 годы) я слушала по радио новости, мое внимание привлекло замечание, брошенное профессором-арабом. События на Ближнем Востоке он прокомментировал следующим образом: «Штатам требуется враг. С окончанием холодной войны с СССР они нашли себе нового врага: Ислам». Моя бурная реакция на эти слова объясняет, почему я так хорошо запомнила их. В первую очередь меня потрясло, что образованный человек может высказывать такие примитивные суждения, основанные на ложном допущении (Штатам требуется враг). Потом я с легким чувством беспокойства заключила, что сформулированная профессором арабская точка зрения является всего лишь плодом иракской пропаганды, желающей представить вторжение в Кувейт как акт некоей мифической борьбы между силами зла (Великий Сатана Запада) и силами добра (Ислам). Я не только испытала сильные эмоции, но и обдумала и прокомментировала про себя каждый пункт услышанного заявления. И, наконец, я решила запомнить это высказывание и мою реакцию на него, с тем чтобы на занятиях приводить этот случай в качестве примера.

Пересказывая свои воспоминания, я усиливаю их, поскольку выделяю тот или иной аспект. Интересно, что мой муж просто пропустил мимо ушей замечание профессора. Что же касается студентов, то на следующий день после того, как я рассказала им эту историю, они — каждый в соответствии со своими взглядами и убеждениями — изложили мне совершенно разные версии услышанного накануне. Никто не мог вспомнить основную мысль моего рассказа и мои комментарии. Все помнили только мои эмоции и то, что я цитировала слова профессора-араба. Некоторые студенты высказали свои соображения о ситуации на Ближнем Востоке. Я не особенно удивилась, поскольку и не ожидала от аудитории пристального внимания ко всем моим словам. Внимание неустойчиво! Оно постоянно блуждает и останавливается только на вещах, имеющих для него значение. Кроме того, в то время сознание людей, вероятно, было уже переполнено многочисленными сообщениями средств массовой информации о войне в Заливе.

Этот пример наглядно иллюстрирует процесс деформации воспоминаний, обусловленный изначальной их субъективностью.

Психолог Элизабет Лофтус объясняет это следующим образом: «Это происходит потому, что мы часто видим вещи не такими, какими они являются на самом деле». Возможно ли, чтобы некий волшебный фильтр, образованный слагаемыми человеческой личности, незаметно вершил работу по отбору информации? Избирательность памяти кажется загадкой для любого человека, который плохо знает себя. Поскольку память субъективна и большую часть времени свободна от необходимости подчиняться объективной реальности, наши воспоминания дают четкое представление о нашей личности: нашей системе ценностей, наших взглядах, культуре, предрассудках и пр. Это особенно верно для ситуаций, которые длятся всего несколько секунд и не дают времени на размышления. Объективная оценка действительности требует времени и развитой наблюдательности. Только в определенных контекстах с четко установленными объективными критериями (работа, учеба) мы находим некий универсальный стандарт, согласно которому должен происходить отбор информации, подлежащей записи. Но даже в этих случаях у разных людей можно заметить разницу в интерпретации воспринимаемой информации и в расстановке акцентов. Это объясняется тем, что работа памяти происходит на двух совершенно независимых уровнях — эмоциональном и логическом, над которыми мы можем осуществлять лишь относительный и частичный контроль.

Это напоминает мне американскую пьесу «Дозволено каждому». На сцене совершается убийство, и актеры отказываются сотрудничать с детективом. Тогда он обращается к зрителям и просит нескольких свидетелей из их числа дать показания. Создается впечатление, что все видели совершенно разные вещи — особенно когда дело доходит до деталей. Такое положение вполне типично для обычного внимания — пассивного и несосредоточенного. Механизм его работы можно усовершенствовать с помощью активного наблюдения. Вы можете тренироваться в умении сосредоточиваться, наблюдать и запоминать картины действительности, используя объективные критерии — как это делают театральные критики и детективы.

Даже история не свободна от субъективных оценок историков. Хорошей иллюстрацией может служить история Рашомона в фильме Куросавы. У каждого из его героев есть своя версия одного и того же происшествия, и в результате зритель так и остается в неведении относительно подлинного хода событий. Любому адвокату по уголовным делам известно, что иногда бывает просто невозможно докопаться до истины, погребенной под множеством противоречивых свидетельских показаний.

Не всегда благоразумно клясться в своей правоте всеми святыми. Ваша память может обмануть вас. В предыдущей главе я использовала образ «волшебного фильтра» с целью проиллюстрировать процесс пассивного и бессознательного отбора информации, происходящий у всех людей по-разному. Вы должны помнить о субъективности вашей памяти и роли подсознательных установок в ее работе. Очевидцы редко дают одинаковые показания по поводу одного и того же события. Они часто спорят и даже несправедливо обвиняют друг друга. Мы склонны видеть то, что ожидаем увидеть — особенно в тех случаях, когда у нас нет времени подумать толком. Тогда наши предрассудки заставляют нас делать преждевременные выводы. Например, с точки зрения среднего американца, в случае любого разбойного нападения на улице агрессором «скорее всего» является молодой негр — все это «знают», разве не это «утверждает» статистика? Подробности происшествия не принимаются во внимание, когда информация запоминается, но не подвергается объективному анализу. В очагах повышенной напряженности (например, в Иерусалиме) зачастую бывает трудно или просто невозможно определить, какая из враждующих сторон первой применила насилие, поскольку каждый из участников конфликта фиксирует в сознании в основном не объективные, а субъективные моменты. Даже кинорепортажи журналистов не отражают истину в полной мере, поскольку во многих случаях не восстанавливают весь ход событий и представляют разные точки зрения, допускающие искажение информации. Только сравнив между собой несколько репортажей и интервью, возможно подойти к пониманию истины — да и то весьма приблизительному. Всегда страшно видеть людей, приговоренных к смерти на основании показаний единственного свидетеля, убежденного в непогрешимости своей памяти.