Виктор Тэрнер - Символ и ритуал

Иногда бинарная оппозиция может возникнуть между комплексами символических средств, каждый из которых содержит систему доминантных и второстепенных символов. Так, в обрядах обрезания у вико в Замбии 13 одна группа танцовщиков в масках может мимически изображать свою противоположность (opposition) другой группе; при этом каждая маска и головной убор сами по себе уже являются комбинацией многозначных символов. Однако одна из групп может символизировать охранительность, другая — агрессивность. В самом деле, нет ничего необычного в том, что в сложных символических формах, например в статуях или святилищах, содержится простое значение, в то время как простые формы, например знаки, нарисованные белой или красной глиной, могут быть в высшей степени многозначными почти в любой ритуальной ситуации, в которой они используются. Простая форма, представляющая определенный цвет, очертания, текстуру или контраст, встречающийся обычно в чьем-либо опыте (например, белизна мудьи или краснота мукулы), может буквально или метафизически связать большой ряд явлений и понятий. В противоположность этому сложная форма — на уровне чувственного восприятия — уже проведена через множество контрастов, и это сужает и ограничивает ее миссию. Вероятно, поэтому великие религиозные символические формы, такие, как крест, лотос, полумесяц, ковчег и т. п., сравнительно просты, хотя их significata составляют целые теологические системы и контролируют литургические и архитектурные структуры чрезвычайной сложности. Можно почти наверняка предположить, что, чем сложнее ритуал (много символов, сложные формы), тем более частной, локальной и социально структурированной предстает его миссия; чем ритуал проще (мало символов, простые формы), тем более универсальна его миссия. Так, нынешние экуменические литургиологии рекомендуют свести христианский ритуал к благословению, распределению и причащению хлебом и вином, с тем чтобы создать для большинства вероисповеданий общую почву.

Второе свойство ритуальной конденсации, которое до определенной степени компенсирует семантическую неясность, — это ее действенность. Ритуал — это не просто концентрация референтов, сведений о ценностях и нормах; это и не обыкновенный набор практических указаний и символических парадигм для повседневного поведения, предписывающих, как супруги должны относиться друг к другу, как пастухи должны классифицировать скот и ухаживать за ним, как охотникам следует действовать в обиталище диких животных и т. п. Это еще и сплав сил, которые считаются присущими людям, предметам, отношениям, эпизодам и повествованиям, представленным ритуальными символами. Это мобилизация энергий, так же как и идей 14 . В этом смысле предметы и соответственные действия — не просто вещи, символизирующие иные вещи или нечто абстрактное. они являются непосредственной частью тех сил и целительных действий, которые они представляют. Я намеренно употребил выражение «целительное действие», поскольку многие предметы определяемые как символы, определяются также как лекарства Так, соскобы и листья с таких деревьев, как мудьи и мукула. толкут вместе в ступах для еды, смешивают с водой и дают больным для питья или омовения. Здесь — прямая передача животворных сил, которые считаются присущими определенным предметам при ритуальных условиях (освященная площадка заклинания сверхъестественных существ и т. п.). Когда предмет используется по аналогии, он функционирует недвусмысленно как символ. Так, когда дерево мудьи используется в обрядах совершеннолетия, оно явно представляет материнское молоко; ассоциация здесь — по виду, а не по вкусу. Однако, когда мудьи применяют как лекарство в ритуале, ощущается, что некоторые свойства материнства и вскармливания передаются физически. В первом случае мудьи используется потому, что о нем «хорошо думать», а не потому, что его «хорошо есть» 15 ; во втором — потому, что обладает материнской силой. Те же самые предметы используются и как силы и как символы, метонимически и метафорически — в зависимости от контекста Аспект силы символа вытекает из того факта, что. символ является частью физического целого, а идеационный аспект — из аналогии между символическим средством и основными signi ficata символа.

Каждый символ выражает много тем, а каждая тема выражается многими символами. Культурное полотно ткут символическая основа и тематический уток. Сплетение символов v тем служит богатым хранилищем информации не только о природной среде, как она постигается и оценивается исполнителями ритуала, но и об их этических, эстетических, политических, правовых и лудических (сфера игры, спорта и т. п. в культуре) идеях, идеалах и правилах. Каждый символ — хранилище информации как для исполнителей, так и для исследователей, однако, для того чтобы точно определить набор тем данного ритуала или ритуального эпизода, следует выяснить отношения между ритуальными символами и их формами, включая вербальное символическое поведение.

Преимущества коммуникации посредством ритуалов в бесписьменных обществах очевидно велики, поскольку индивидуальные символы и нормированные отношения между ними имеют мнемоническую функцию. Символические словарь и грамматика до некоторой степени восполняют отсутствие письменных записей.

У символов есть три особенно значительных параметра: экзегетический, операционный и позиционный. Экзегетический заключается в объяснениях, которые даются исследователю исполнителями в ритуальной системе. Исполнители разного возраста, пола, ритуальной роли, статуса, степени эзотерического знания и т. д. доставляют сведения различной полноты, объяснительной силы и внутренней логичности. Исследователь должен вывести из этой информации заключение о том, как члены данного общества думают о ритуале. Не во всех африканских обществах есть люди, готовые что-либо сказать о ритуале, и процент тех, кто способен предложить истолкования, меняется от группы к группе и внутри групп. Однако, как свидетельствует большинство этнографических трудов 16 , многие африканские общества хорошо обеспечены экзегетами.

В операционном параметре исследователь уравнивает значение символа с его использованием — он наблюдает, что исполнители делают с ним и как они относятся друг к другу в этом процессе. Он также регистрирует их жесты, выражения и другие невербальные аспекты поведения, открывая ценности, которые они представляют, — горе, радость, гнев, триумф, скромность и т. д. Антропологи ныне занимаются разными видами невербального языка — от иконографии (изучение символов, чьи формы скорее обрисовывают понятия, которые они обозначают, чем служат их произвольными, условными знаками) до кинесики (изучение движений тела, выражений лица и т. п. как способов коммуникации или дополнений и усилителей речи). Некоторые из этих видов подпадают под рубрику операционного значения символа. Неэкзегетическая, ритуализованная речь, как, например, формализованные молитвы или заклинания, также относится к этой категории. Здесь вербальные символы сближаются с невербальными. Исследователя интересуют не только социальная структура и организация тех людей, которые оперируют символами на этом уровне, но также и то, какие люди, категории и группы отсутствуют в данной ситуации, поскольку формальное исключение способно проявить социальные ценности и отношения.