Арнхильд Лаувенг - Завтра я всегда была львом

И мы делали такие попытки снова и снова. Постепенно в план были внесены изменения. Так, например, через какое-то время был вычеркнут курс социальных и медицинских предметов, вместо них мы сделали ставку на частичный школьный аттестат и школу для взрослых. Но цель оставалась прежней, хотя порой я переставала справляться. Иногда дела шли хорошо, иногда не очень, а временами дело совсем не шло.

С годами я научилась ценить умение правильно выбрать нужный момент. Не вовремя примененный правильный метод может дать совершенно не тот результат, к которому мы стремимся, и порой бывает нужно дождаться, когда назреет нужный момент. Ведь я и раньше уже пыталась возобновить занятия в школе, еще до того, как попала в лечебное заведение с шариками «Спи спокойно. Мероприятие было нужное, но недостаточно продумано и начато в неподходящий момент. Поэтому тогда оно окончилось безуспешно. Даже самое лучшее яблоко на свете может оказаться недозрелой кислятиной.

Важной частью моего лечение было то, что оно давало мне пространство, чтобы понять свои симптомы и дозреть до того момента, когда образы и чувства обретут словесное выражение, перестав быть непонятной картинкой. Другая, столь же важная часть лечения заключалась в том, чтобы я поняла мир и свое место в мире. Ибо жизнь в закрытом лечебном заведении, когда ты становишься частью лечебной системы, частично имеет разрушительные последствия. Вот маленький пример. Когда я, находясь в больнице, впадала в тоску и, сидя в углу своей комнаты, мечтала о человеческом контакте, ко мне обыкновенно подходил кто-то из персонала, спрашивал, что со мной и чем он может мне помочь. Когда же я, придя на курсы для взрослых, во время перемены печально сидела одна за столом, чувствуя себя одинокой и заброшенной, там никто ко мне не подходил.

Это совсем не значило, что окружающие меня не любят и относятся ко мне недоброжелательно; просто в обычном мире принято считать, что если человек сидит в сторонке один, это служит сигналом того, что он хочет, чтобы к нему не приставали. Этот четкий сигнал был мне незнаком, но я научилась его узнавать, когда мы вместе прошли через такие ситуации и разобрали альтернативные возможности его истолкования. Вторым шагом, гораздо более трудным, была попытка испробовать на практике альтернативные способы решения, такие, как, например, подсесть во время перемены к группе других учащихся, поговорить об изучаемом предмете, о школе и о погоде, и проверить, буду ли я в результате принята одноклассниками в свою среду.

Поначалу это было страшновато, но с каждым разом становилось все легче, потому что такое поведение оказалось действенным. Так мы перебрали целый ряд ситуаций, анализировали и исследовали их. Я испытывала другие способы, чтобы узнать, можно ли поступить иначе, и затем мы обсуждали эти новые решения: Что действует эффективно? Что было неэффективно? Что можно сделать иначе? Пришлось проделать большую работу, но она принесла пользу. Отчасти хороший результат объяснялся тем, что психотерапия шла параллельно с жизненным опытом. У меня теперь появилась своя жизнь, было над чем работать, у меня была мотивация, и мне было с кем проделать эту работу, кто помогал мне справиться с этой жизнью. А главное, был точно выбран правильный момент. Я была готова двигаться дальше.

Я очень хотела выздороветь, но я не совсем представляла себе, что значит быть «здоровой». В одном из отделений, где я лежала, пациентам на утреннем собрании время от времени задавали вопрос: «Скажи, ты действительно хочешь выздороветь?» Как правило, этот вопрос задавался, когда лечащий персонал был недоволен определенным пациентом за то, что тот мало старается, что он не выполняет того, что, по мнению лечащего персонала, мог бы сделать. Этот вопрос - «Ты хочешь выздороветь?» - я ненавидела. Когда меня так спрашивали, я всегда отвечала «Да». Что еще я могла на него сказать? Но я чувствовала, что отвечаю так не вполне искренне. А хочу ли я, правда, выздороветь?

Датский философ Сёрен Кьеркегор разработал учение о трех стадиях, которые проходит человек. Первую стадию он называет эстетической и описывает ее как состояние, отмеченное удовольствием и радостью. Выбор делается, исходя из того, что это что-то хорошее, интересное, красивое или позволяет избежать скуки. Речь при этом не обязательно должна идти о физическом наслаждении, но с тем же успехом может идти об искусстве, развлечениях -обо всем, что можно сделать, чтобы было не скучно. Следующая стадия, которую Кьеркегор считает более высокой, это этическая стадия. Здесь выбор делается, исходя из этических ценностей и суждений, человек действует, руководствуясь моральными соображениями, он выполняет свой долг, даже если это ему скучно.

На этической стадии люди не рассуждают о красоте и добре, они не пишут стихов о справедливости и истине - они просто делают добро, даже если делать его утомительно или скучно. Третья и самая высокая стадия, по Кьеркегору, религиозная. Она также и самая сложная, и, как считает Кьеркегор, ее достигают лишь немногие. Он характеризует эту стадию как состояние, в которое погружаешься, находясь в открытом море над глубиной в 70 000 саженей, и описывает ее как слепую веру и надежду на то, чего ты не знаешь, не видишь, не имеешь никаких доказательств его существования, но, тем не менее, в своих поступках ориентируешься на него. Подобно тому, как Сократ осушил чашу с ядом, твердо веруя в бессмертие души, или как Авраам готов был принести в жертву своего единственного сына, веруя, что сказанное Богом правильно.

В этом образе есть нечто, заставляющее меня задуматься над невнятным вопросом: «Ты действительно хочешь выздороветь?». Эта слепая вера в то, что ты должен так поступать, делать что-то трудное и вызывающее у тебя страх, не имея доказательств того, что это правильно, и гарантий, что так ты добьешься результата. Только делать так, много раз, и держаться этого, даже если ты не видишь немедленных результатов и даже если это только причиняет тебе боль. Вновь и вновь. В слепом доверии. Без проблеска доказательств. Должно быть, я никогда не поднимусь до кьеркегоровой третьей стадии, но я знаю, что в моей, сильно упрощенной версии, это тоже было нелегко. Тяжело менять карьеру на середине пути. И тем более не облегчает дела то обстоятельство, что ты не знаешь, к чему идешь, ради чего так стараешься, и возможно ли вообще этого достичь.

Ибо роль пациента тоже включает в себя некую карьеру, и, как всякая карьера, она строится и развивается во времени. Больной я пробыла много лет, всю мою взрослую жизнь, и значительную часть юности. Это было тем, что я знала и умела, это было моей карьерой. Значительные отрезки моей жизни выстраивались на роли пациентки. Я получила жилье, потому что была больна.