Роберт Хаэр - Лишённые совести: пугающий мир психопатов

В университете я готовился к защите диссертации на тему влияния наказания на способность к обучению и труду. Во время своих исследований я впервые столкнулся с литературой о психопатии. Тогда я уже почти перестал думать о Рэе, но обстоятельства заставили меня опять вспомнить о нем.

Первым моим местом работы после получения степени доктора философии стал Университет Британской Колумбии, который был расположен недалеко от того исправительного учреждения, где я работал несколькими годами ранее. В один из дней регистрационной недели я сидел за столом вместе с несколькими коллегами и записывал студентов на осенний семестр (компьютеров у нас тогда еще не было). И тут я услышал, что кто-то назвал мое имя. «Да, я был помощником д-ра Хаэра в исправительном заведении, когда он там работал. Что-то около года. Я делал за него всю бумажную работу и вводил в курс тюремной жизни. Естественно, он обсуждал со мной все тяжелые случаи. Мы отлично работали вместе». Это был Рэй. Он стоял в соседней очереди.

Мой помощник! Надеясь поставить его на место, я прервал его речь замечанием: «Неужели?» «Эй, док, как дела?» — даже глазом не моргнув, выпалил Рэй. Затем, не забыв сменить тему, он просто вернулся к своему разговору. Позже, когда я просмотрел его заявление, мне стало ясно, что предоставленные им копии дипломов были фальшивыми. К чести Рэя, он не записался ни на один из моих курсов.

Наверное, больше всего меня удивило то, что Рэй не утратил спокойствия и после того, как его обман раскрылся. Что было такого в психологическом портрете Рэя, что давало ему силу попирать реальность, не терзаясь при этом угрызениями совести? Как оказалось, все следующие двадцать пять лет исследований я посвятил поиску ответа на этот вопрос.

История Рэя спустя столько лет кажется мне занимательной. Чего я не могу сказать о случаях сотен других психопатов, которых мне с тех пор пришлось повидать.

Я работал в тюрьме уже несколько месяцев, когда администрация прислала ко мне заключенного, чтобы я провел с ним психологический тест. Этого требовала комиссия по досрочному освобождению. Он был осужден на шесть лет за убийство. Увидев, что в бумагах не хватает полного отчета о преступлении этого заключенного, я попросил его лично ознакомить меня с деталями дела. Он рассказал, что маленькая дочь его подруги долго плакала, поэтому он, услышав запах, с неохотой решил сменить ей пеленки. «Она обгадила мои руки, и я вышел из себя. Я поднял ее за ногу и ударил об стену», — сказал он с — это невероятно — улыбкой на лице. Меня потрясло беззаботное описание этого ужасного поступка, и я, подумав о своем младенце, выдворил заключенного из кабинета и отказался принимать его когда-либо еще.

Недавно я проверил досье этого человека. Он освободился через год после того, как я ушел из тюрьмы, и был убит во время полицейской погони за оплошавшими грабителями банка. Тюремный психиатр поставил ему диагноз «психопат» и выступил против досрочного освобождения. Нельзя обвинять членов комиссии за то, что они проигнорировали заключение специалиста. В то время четких и проверенных методов диагностики психопатии не было. Прогнозирование поведения психопата тоже было далеко от совершенства. С тех пор ситуация сильно изменилась, и теперь любая комиссия по досрочному освобождению принимает во внимание факторы психопатии и наличия рецидивов, иначе она рискует совершить роковую ошибку.

Она встретила его в прачечной самообслуживания в Лондоне, где приходила в себя после бурного и утомительного развода. Она уже несколько раз видела его в этом месте, и когда они завели разговор, ей показалось, что она уже давно знает его. Он был открыт и дружелюбен, поэтому между ними сразу сложились хорошие отношения. С самого начала она считала его весельчаком.

Она была одинока. На улице было мрачно и сыро, и у нее не было ни одной знакомой души на восток от Атлантики. А фильмы и пьесы, которые шли в городе, она все пересмотрела.

«Ах, одиночество путешественника, — сочувственно промолвил Дэн за обедом. — Это самое плохое, что может быть».

Доев десерт, он со смущением обнаружил, что забыл бумажник дома. Эльза с большой радостью заплатила за обед и с не меньшим удовольствием высидела двойной сеанс, хотя уже видела фильм несколькими днями ранее. В пабе за выпивкой он рассказал ей, что он переводчик при ООН и побывал во многих странах. По его словам, он как раз ждал нового назначения.

На той неделе они виделись четыре раза. На следующей у них было еще пять встреч. По словам Дэна, он жил в квартире на верхнем этаже где-то в Хэмпстеде. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы получить власть над Эльзой. К ее собственному удивлению, ей нравилось такое положение дел. Это противоречило ее натуре, но она и сама не могла сказать, как все произошло. И все-таки, что бы там ни было, после затянувшегося одиночества она опять зажила полноценной жизнью.

Однако были мелочи, необъяснимые и необсуждае-мые, которые она старалась выбросить из головы. Он ни разу не пригласил ее к себе. Она ни разу не видела его друзей. Однажды вечером он принес картонную коробку с магнитофонами — еще запечатанную, только с завода. Через несколько дней она исчезла. Как-то раз, придя домой, Эльза обнаружила в углу комнаты три телевизора. «Это для друга», — сказал он. Когда она хотела узнать больше, он просто пожимал плечами.

В первый раз, когда Дэн не явился на свидание, она с ужасом подумала, что его сбила машина, — он часто перебегал дорогу в неположенных местах.

Его не было три дня. Когда она пришла утром домой, он лежал в постели. От него так разило тошнотворными духами и выдохшимся пивом, что ей чуть не стало плохо. Страх за его жизнь сменился новым для нее чувством: дикой и неуправляемой ревностью. «Ты где был? — закричала она. — Я так переживала. Где тебя носило?»

Когда он поднялся, у него был помятый вид. «Не спрашивай меня об этом, — огрызнулся он. — Я не скажу».

«Что?»

«Куда я хожу, что я делаю и с кем я это делаю. Тебя это не касается. Не спрашивай».

Он выглядел совершенно другим человеком. Позже Дэн взял себя в руки, стряхнул с себя сон и потянулся к ней. «Я знаю, что обидел тебя, — сказал он привычным для Эльзы голосом, — но отнесись к ревности как к насморку и подожди, пока она пройдет. И она действительно пройдет, моя крошка». Своими сладкими речами он вернул ее доверие. И все же его слова о ревности показались ей очень странными. Она поняла, что еще никто и никогда не ставил под сомнение его слова.

Однажды вечером она беззаботно спросила его, не мог бы он выйти и купить ей на углу мороженое. Он не ответил. Подняв глаза, она увидела его перекошенное бешенством лицо. «Всегда получаешь то, что хочешь, не так ли? — она слышала неподдельную злобу в его голосе. — Чего бы ни пожелала наша маленькая Эльза, кто-то должен вскочить, побежать и принести ей это, да?»