Александр Асмолов - По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии

Итак, мы видим, что различного рода «ошибки», обнаруженные при изучении сенсорных и перцептивных процессов, тенденции отвечать синонимами в экспериментах на свободные ассоциации, готовность к переносу ранее выработанных способов решения задачи на новую задачу, феномен «функциональной фиксированности» — все эти ранее не связываемые факты представляют собой факты проявления операциональной установки.

Факты, которые могут быть отнесены к фактам проявления целевой установки, были впервые получены независимо от воли и желания исследователей при изучении скорости протекания психических процессов и запоминания. Уже отмечалось, что последователи В. Вундта, занимающиеся исследованием времени реакции, натолкнулись на факты, побудившие их выделить два типа установок — сенсорную и моторную, — обусловливающих различное время реакции. При обсуждении возможных причин различия времени сенсорной и моторной реакции в тени остался вопрос о влиянии на скорость реагирования инструкции, которая и обусловливает возникновение разных форм установки. Суть этой дискуссии, продолжающейся и в XX в. в русле необихевиоризма, может быть выражена в форме вопроса: что скрывается за подготовительным периодом — ожидание (предвосхищение сигнала) или намерение (предвосхищение ответа)? (см. об этом Gibson, 1941; Davis, 1946). Одна из причин этой дискуссии — это игнорирование в исследовании влияния инструкции на скорость и характер протекания психических процессов. Обрисовывая создавшееся в XIX веке положение на примере исследования времени реакции, Л. С. Выготский отмечал, что экспериментатор посредством инструкции создавал разные установки, а «…затем наивно полагал, что процесс протекает совершенно так же, как если бы он возник сам собой, без инструкции. Это ни с чем не сравнимое своеобразие психологического эксперимента не учитывалось вовсе» ( Выготский, 1960, с.77). В неменьшей степени пренебрежительное отношение к влиянию предвосхищаемого конечного результата на направленность поведения господствовало в физиологии. Незамеченным оставался тот факт, что «…механизмы интересны исследователю-физиологу, в то время как животному организму интересны лишь результаты» ( Анохин, 1969, с.201). Сейчас может показаться беспрецедентным и странным, что вопросы о влиянии инструкции и вызванной ею установки на психические процессы даже не вставали перед исследователями, ищущими причины различной скорости времени реакции, и лишь в 1893 г. О. Кюльпе выдвинул предположение, подчеркиваем, предположение, что реакции в экспериментах на время реакции различны в зависимости от подготовки испытуемого. Позднее это утверждение фактически слово в слово было повторено Х. Ваттом: «Сенсорная и моторная реакции определяются не характером эксперимента, после которого она осуществилась, а характером проводимой подготовки. Здесь наблюдается различие того, что мы называем задачей [task-set — А.А. ] и простой тенденцией к воспроизведению» (Ватт, 1906, с.262 — цит. по Humphrey, 1963, с.68). Мысль О. Кюльпе, развитая затем X. Ваттом, Н. Ахом и другими представителями Aufgabe-Psychologie, была открытием влияния задачи и вызванной ею установки на психические процессы. С большим опозданием было воспринято это положение о влиянии установки, вызванной инструкцией на психические процессы, в частности па запоминание, представителями ассоциативной психологии. Подобно тому, как представители классической психофизики стремились исследовать «чистые ощущения», исследователи памяти, и прежде всего Эббингауз, направляли свои усилия на поиск «чистых» законов памяти. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и в экспериментальных исследованиях памяти проявления целевой установки вначале либо не учитывались, либо воспринимались как артефакты. Между тем, как это отмечает C. Л. Рубинштейн, «классический ассоциативный эксперимент Эббингауза и его продолжателей фактически всегда опирался не только на ассоциативные связи, но и на установки, хотя сами авторы не отдавали себе отчета в этом. Экспериментатор создавал эту установку, давая испытуемому инструкцию запомнить» ( Рубинштейн , 1946, с.296). Факты проявления целевой установки в мнемических процессах, так же как и при исследованиях времени реакции, были обнаружены случайно. В истории экспериментальной психологии уже стал классическим случай, описанный П. Родославовичем (1907). Суть этого случая состоит в том, что один из испытуемых ничего не запомнил из ряда слогов, предъявлявшихся ему 46 раз, только потому, что он не знал, что их нужно запомнить. Когда же испытуемый понял инструкцию экспериментатора, он запомнил ряд слогов после шестикратного предъявления. Позднее факт влияния целевой установки на избирательность запоминания проявился в исследованиях Е. Меймана (1912) и Н. Рида (1918) (см. об этом Смирнов, 1945). В этих исследованиях испытуемых заранее предупреждали, что в дальнейшем им нужно будет воспроизводить только вторые слоги каждой предъявляемой пары. Подобная инструкция привела к тому, что испытуемые не запоминали первые члены пар слогов, т. е. инструкция вызвала неосознаваемую установку на запоминание только вторых членов каждой пары слогов. Эти эксперименты сходны с описанными в предыдущей главе экспериментами О. Кюльпе, в которых проявился факт влияния целевой установки на избирательность восприятия. В подобного рода экспериментах о целевой установке судят только по конечному эффекту, оказываемому ею на психические процессы. К такого же рода экспериментам относятся и работы Э. Брунсвика по константности восприятия, в которых показывается, что если установка, вызванная инструкцией, направлена на восприятие реальных характеристик объекта, то эти характеристики воспринимаются константно. Если же она направлена на «проекционные» характеристики объекта, т. е. если перед субъектом ставится цель воспринять «проекционную» величину или форму объекта, то восприятие менее константно ( Brunswick , 1956). Все эти эксперименты «…дальше развили понятие установки и показали ее влияние на действия индивида, но они главным образом добавили к нашему знанию о том, как она действует на индивида, чем к нашему пониманию того, что это такое» ( Vinacke , 1952 — цит. по Прангишвили, 1967, с. ЗО).

Первыми исследованиями, прояснившими наше знание о том, что такое установка, были работы Х. Ватта (1905) и Н. Аха (1905). В этом цикле исследований была предпринята атака против основы основ ассоцианистской психологии — против принципа ассоциаций как механизма мышления. Выделение задачи (Aufgabe — нем. или task-set — англ.) как самостоятельной единицы психологического анализа принадлежит X. Ватту. Предметом анализа Х. Ватта было описание эффекта Aufgabe (задачи), а методом исследования — использование способа контролируемых ассоциаций в сочетании с интроспективным отчетом и измерением времени реакции. При этом, как правило, давались разные задачи при одном и том же стимуле. Например, испытуемому предъявляли какое-нибудь написанное на картоне слово и просили ответить словом, находящимся в определенном отношении к слову-стимулу. Допустим, просили, чтобы он нашел к целому — его часть и т. д. Ватт подчеркивал, что процесс мышления зависит главным образом от того, насколько адекватно испытуемым в подготовительный период принята задача. Состояние, возникшее у испытуемого после принятия задачи, Ватт назвал «установкой» (Einstellung). Принятая испытуемым задача и вызванная ею установка предваряют сознательный процесс. Эффект Aufgabесостоит в том, что она заранее избирательно действует на мыслительный процесс, предваряет его, ограничивая поле ответных ассоциаций. При этом сама «задача» может не осознаваться испытуемым. Дж. Хамфри, подводя итоги исследований Ватта, акцентирует внимание на трех его основных выводах: «а) Следовательно, мы должны отличать Ассоциацию, репродуктивную тенденцию от Мотива, задачи; б) задача обычно работает бессознательно ; в) как задача, так и ассоциация необходимы для мышления» ( Humphrey , 1963, с.66). Бросается в глаза, что мотив и задача не различаются Ваттом. Отметив этот момент, перейдем к работам Н. Аха.