Александр Асмолов - По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии

Личность же существует благодаря социальной группе, не в некоем пространстве. В знак протеста против духовных стандартов, против безразличия ближайшего окружения молодежь нередко объединяется в компании, которые обзаводятся своими ритуалами и обрядами. И вновь рассуждения не отличаются сложностью. «Мы против учителя — значит, должны взять то, против чего выступает он. Аккуратность в одежде? Вот вам нарочито неопрятные куртки и вызывающие клетчатые брюки! Примерное поведение? Что же, получите публичную драку из-за прически или цвета шарфа». За появлением некоторых неформальных молодежных объединений нередко стоит гротескное восполнение дефицита духовности, например, в обличье такого модного танца, как «брейк».

Что такое «брейк»? По своей психологической сути это символ человека-робота. Против чего является протестом «брейк»? Против того же самого человека-робота, функционера, бюрократа, порой спрятанного под маской добродетели. «Стандарт» брейкеров, доросший до жизненной позиции молодого человека, стал более откровенным. Он уже не прячется. Он кричит всем: «Смотрите, я антистандарт!» — и упивается эйфорией. В шумном карнавале с «брейкерами», поклонниками «тяжелого металла» и грохочущие на мотоциклах по ночным улицам «рокеры», вычурно одетые и остриженные «панки», истово любящие спортивных кумиров «фанаты» и представители других неформальных групп.

Причина возникновения подобных группировок, чаще всего асоциального характера, — в присущей некоторой части молодежи все той же духовной инфантильности, неподготовленности и неумении ориентироваться в жизни, в сфере культуры, музыки, моды, спорта. Молодые люди иногда сами с гордостью величают себя трудными подростками. Встречаясь с ними на улицах или наблюдая за ними в таких фильмах, как «Плюмбум, или Опасная игра», «Легко ли быть молодым?», «Курьер», мы спрашиваем: «Откуда они пришли и куда идут? Кто способствовал их появлению?» Движимое беспокойством, общественное мнение, как правило, обращается прежде всего к школе.

Упрек школе за духовную незрелость молодежи нередко высказывают публицисты и социологи, родители и дети. С этим же упреком выступают и сами учителя. Логика подсказывает: «Школа — центральный социальный институт образования и воспитания подрастающих поколений. В этих поколениях распространяются социально-психологические болезни. Значит, школа — главный виновник горьких плодов образования и воспитания». Отсюда вытекает вывод: «Чтобы по-новому воспитывать и учить молодежь, нужно реформировать школу». Подобное утверждение верно, но… недостаточно.

Ахиллесова пята этого вывода состоит в том, что за ним молчаливо проступает взгляд на школу как на «государство в государстве», т. е. «вырывание» школы из жизни общества. Реформа школы предполагает коренное изменение отношений между школой и производством, школой и вузом, школой и семьей, а изменение этих отношений — далеко не только «школьная проблема».

Сейчас нам особенно ясно, что в школе нельзя спрятаться от жизни. Перестройка — это борьба. Но готовы ли к ней выпускники школ? Далеко не всегда. Как же научиться этой борьбе, если у нас до сих пор не изжито господство «охранительной», бесконфликтной, догматической педагогики? Она вовсе исключает такие условия, в которых ученик может проявить гражданское мужество, сделать свой нравственный выбор. Да, сегодня общество требует, чтобы школа воспитывала гражданские, нравственные качества у молодежи. Но, требуя это, и само общество обязано упорно культивировать те нравственные ценности, что проповедует учитель. Иначе и передовая педагогика обречена на провал.

Не снимая со школы ответственности за духовные раны подрастающих поколений, не будем вместе с тем превращать ее в козла отпущения. Только видя все многообразие связей школы и общества, можно, наверное, лучше вести ее перестройку. Что значит школа для общества, а оно — для школы, как соотносится деятельность школы и будущее производства, науки, культуры? Какова здесь роль учителя? Размышления над этими вопросами подводят к целостному видению школы в обществе. Без такого видения, пожалуй, нельзя выработать стратегию воспитания личности.

С чего начинать воспитание ученика? Ответ может быть только один: «С изменения отношения к учителю! С перестройки его социального статуса в культуре». До тех пор, пока учителя будут зачисляться в многочисленную армию работников непроизводительной сферы, к ним и будут относиться как к работникам, не производящим ценностей. «…Труд, — пишет А. Н. Яковлев, — оказался разделенным на производительный в материальной сфере и непроизводительный — в других. Отсюда и “остаточный” принцип вложений в социальную инфраструктуру, технократизм, недооценка человеческого фактора. Отсюда и материальная и моральная ущербность положения самого квалифицированного и необходимого в условиях НТР труда врача, учителя, инженера, ученого» ( Яковлев , 1987, с. 14). Нам нужно осознать, что учитель — это работник, пожалуй, самого трудоемкого духовного производства, производства личности. Изменив социальноэкономический статус учителя как работника духовного производства, мы, несомненно, повысим действенность воспитания подрастающих поколений. Разве ценность личности ученика не начинается с ценности личности учителя?

Добившись этого, наверное, можно сделать следующий шаг — перестроить социальную технологию взаимоотношений учителя и ученика. Нынешняя система обучения нацелена прежде всего на то, чтобы усердно «снабжать» ученика информацией. А нужна ли ему самому эта информация, те или иные знания, что ему в них интересно? Этот вопрос сложившуюся технологию обучения «не волнует». А она, по сути, формирует особый тип личности — интеллектуального потребителя. Приобретение знаний, информации становится самоцелью. В результате и происходит, по меткому замечанию классика советской психологии А. Н. Леонтьева, обнищание души при обогащении информацией.

Учитель дает, ученик берет. Так привыкли к подобному положению дел, что оно представляется чуть ли не извечным законом природы. Но проделайте простой эксперимент. Подойдите к незнакомому прохожему на улице и скажите: «Вчера в Бразилии была жаркая погода». Вы убедитесь, что от вас отшатнутся и посмотрят как на странненького. Но не нечто ли похожее происходит в школе, когда учитель преподносит ответы ученику, который его ни о чем не спрашивал? Обучение нередко — это снабжение ответами без поставленных учеником вопросов. Стоит ли удивляться после этого, что знаменитые детские «почему» исчезают в школе, что в ней так неуютно личности, которую отличает познавательная активность? В социальную технологию взаимоотношений по формуле «учитель снабжает — ученик потребляет» познавательная мотивация ученика не вписывается. Знаменитые «почемучки» потому-то и остаются в дошкольном детстве, что у них на жизненном пути устанавливается «шлагбаум» — ответы без вопросов. Не тут ли кроется одна из причин социального инфантилизма, появления «вечных детей»?