Гунтхард Вебер - Практика семейной расстановки. Системные решения по Берту Хеллингеру

Приведу пример и на эту тему.

Недавно я смотрел телепередачу об одной клинике в Нюрнберге, кото­рая была посвящена подоплекам спонтанных исцелений при заболеваниях раком. В передаче был представлен один пациент, который был проопери­рован в этой клинике по поводу рака, но когда врачи увидели, что болезнь зашла так далеко, что поделать уже ничего нельзя, его снова зашили и выпи­сали домой. Мужчине было ясно, что жизнь его подходит к концу, поэтому дома он сел вместе с женой и написал завещание. Закончив, он ощутил в своем теле что-то вроде рывка, и с этого момента раковые клетки отмерли. Он снова был совершенно здоров.

Что здесь произошло? Мужчина пришел к согласию со смертью, своей судьбой и концом, так сказать, с той первоосновой, из которой жизнь под­нимается и в которую она снова опускается, и это согласие привело к тому, что движение к смерти изменило для него свое направление и привело его обратно в жизнь.

Роковое единство

Однако в родных семьях пациентов бывают такие события и судь­бы, которые, не будучи пережиты ими лично, тем не менее приводят к их тяжелым заболеваниям. Здесь тоже замешано «Я», но особым образом. Например, пациенты часто пытаются сделать смерть люби­мого человека обратимой, говоря им в глубине души: «Я последую за тобой». И часто претворяют эту фразу в жизнь тем, что неизлечимо заболевают, становятся жертвой несчастного случая или тем, что со­вершают самоубийство.

Или человек пытается при помощи магических средств изменить злую судьбу любимого человека, часто даже задним числом, говоря этому человеку в душе: «Лучше умру я, чем ты». Иногда эта фраза тоже приводится в исполнение либо через заболевание, либо через несча­стный случай, либо через самоубийство.

Или же человек пытается своей болезнью и смертью искупить собственную и чужую вину, как будто одно зло можно компенсиро­вать другим, упразднить его или сделать не произошедшим.

Здесь нам тоже одним ремеслом уже не обойтись. Здесь тоже требу­ется психосоматика, сознающая и видящая религиозные подоплеки болезни и исцеления; психосоматика, которая осторожно ведет прочь °ттой религиозной позиции, что стремится магическим образом преодолеть реальность смерти, вины и судьбы, к такой позиции, которая смиряется с этими реальностями и именно благодаря этому находит дорогу обратно ксвоему собственному: к собственному величию и силе, к собственной жизни, здоровью и счастью. И лишь на основе такой позиции семейная расстановка может проявить всю свою примиряю­щую и целительную силу.

Пустая середина

Тут у психотерапевтов возникает вопрос: как им обрести такую по­зицию, как вызывать подобные влияния и их выдерживать? Я над этим особенно не задумываюсь, поскольку солидарен с одним моим другом, неким Лао-Цзы, уже очень давно умершим. Он говорит о том, какое действие оказывает умение Сдерживаться и Удаляться в пустую сере­дину.

У отступающего в пустую середину нет ни намерений, ни страха. Многое вокруг него приходит в порядок словно само по себе, без ма­лейшего движения с его стороны. Это та позиция, которую терапевт может занять перед лицом тяжелых судеб и заболеваний: он отступа­ет в пустую середину. При этом ему не обязательно закрывать глаза, ибо пустая середина вовсе не изолирована от окружающего. Она свя­зана со всем, что происходит. Ведь в это самое время терапевт как бы максимумом своей поверхности, безо всякого страха вверяет себя судьбе и болезни. Отсутствие страха особенно важно. Боящийся того, что может случиться, уже потерял свою силу и способность действо­вать. А он остается и сосредоточенным и открытым всему, у него нет никаких намерений, в том числе намерения исцелить.

В пустой середине (это, конечно, тоже всего лишь образ) человек связан с силами, намного большими, чем «Я» и все его планы. Если человек на это идет, у него внезапно возникают образы-решения, «раз­решающие» фразы или указания к действиям. И он им следует. Слу­чаются при этом и ошибки, это ясно. Но ошибка регулируется иду­щим следом эхо. Так что терапевту, стоящему на этой позиции, не обязательно быть совершенным. В нем нет никакой самонадеяннос­ти. Он просто тих в этой середине. Тогда этот род терапии удается.

Эту лишенную намерений позицию, которая соглашается с боль­ным человеком, какой он есть, соглашается с его болезнью, какая она есть, соглашается с его судьбой, какая она есть, я называю смирением. Это позиция души, не «Я». Поэтому хотеть ее тоже нельзя. Она рожда­ется из гармонии и является истинным религиозным исполнением.

В заключение расскажу еще одну историю. Это философская ис­тория, а может быть, она религиозная или терапевтическая — в ней эти различия сняты. История называется

Круг

К познанию ведут два движения. Первое «выхватывает» что-то на данный момент неизвестное и стремится им овладеть, покуда оно не окажется у него в руках и он не получит возможность им пользо­ваться. Такого рода движением является научная деятельность, и мы знаем, насколько она изменила, обезопасила и обогатила наш мир и нашу жизнь.

Второе движение возникает, если в какой-то момент этой «вых­ватывающей» деятельности мы останавливаемся и направляем свой взгляд уже не на что-то конкретно-постижимое, а на некое целое. Следовательно, взгляд готов одновременно воспринимать многое пе­ред собой. Отдавшись этому движению, созерцая, например, пейзаж или столкнувшись с какой-нибудь задачей или проблемой, мы заме­чаем, что наш взгляд и полон и пуст одновременно. Ибо предаться полноте и выдержать ее можно, лишь отказавшись сначала от част­ного. И мы останавливаемся в своем «выхватывающем» движении и отступаем немного назад, пока не достигаем той пустоты, которая способна устоять перед полнотой и многообразием.