Карл Юнг - Отношения между эго и бессознательным

Крах сознательной установки — дело серьезное. Он всегда переживается как конец света, как если бы весь мир вернулся назад к первозданному хаосу. Человек чувствует себя покинутым, сбившимся с курса и потерявшим управление кораблем, отданным во власть стихий. Так, по крайней мере, ему кажется. В действительности же, он просто обратился в нужде к коллективному бессознательному, которое отныне берег руководство на себя. Можно было бы умножить количество примерен таких случаев, когда “спасительная” мысль, видение, “внутренний голос” с неотразимой силой убеждения появлялись в критический момент и давали жизни новое направление. Пожалуй, можно было бы привести не меньше примеров того, когда крушение надежд означало катастрофу, разрушавшую всю жизнь, ибо и такие моменты, кроме спасительных, могут приходить” и застревать болезненные идеи, а также могут блекнуть идеалы, что не менее гибельно. В первом случае развивается какая-то психическая странность или психоз, а в последнем — состояния дезориентации и деморализации. Однако, в том случае, когда содержания бессознательного прорываются в сознание, замещая его функции своей жуткой властью приговора, встает вопрос о том, как среагирует на это индивидуум. Одолеют ли его в конце концов эти содержания? Или он сразу примет их доверчиво? Или, может быть, отвергнет? (В данный момент я не рассматриваю идеальную реакцию, а именно, критическое понимание.) Первый случай означает паранойю или шизофрению; во втором случае индивидуум может либо превратиться в пророчествующего чудака либо возвратиться к инфантильной установке и оказаться отрезанным от соответствующего ею возрасту и положению общества; третий случай подразумевает регрессивное восстановление персоны. Эта формулировка настолько отдает специальной терминологией, что читатель вполне может предположить, будто она имеет отношение к той сложной психической реакции, какую модно наблюдать в ходе аналитического лечения. Было бы, однако, ошибкой думать, что такого рода случаи появляются только при аналитической терапии. Этот процесс с равным успехом (а часто и лучше) можно наблюдать в других жизненных ситуациях, а именно — во всех тех случаях карьеры, где имело место жестокое разрушительное вмешательство судьбы. По всей вероятности, каждому довелось в той или иной мере испытать на себе превратности судьбы, но обыкновенно они наносят раны, которые заживают и не оставляют после себя уродующих и лишающих трудоспособности отметин. Однако, здесь мы имеем дело с пагубным опытом (experiences), который может полностью сломить человека или, по крайней мере, покалечить его навсегда. Возьмем для примера дельца, который пошел на чрезмерный писк и в результате оказался банкротом. Если он не позволит себе пасть духом из-за случившейся с ним неприятности и, поборов страх и уныние, сохранит прежнюю смелость в делах, возможно добавив к ней немного полезной осторожности, то его “рана” заживет без каких-либо остаточных явлений. Но если он все же не выдерживает удара, отказывается от всякого дальнейшею писка и мучительно пытается поправить свою общественную репутацию в рамках гораздо более ограниченной личности, с умонастроением напуганного ребенка выполняя неквалифицированную работу на должности, которая значительно ниже его возможностей, то, говоря на профессиональном языке, он, вероятно, восстановил свою персону регрессивным путем. Видимо, в результате испуга он ускользнул в более раннюю фазу своей личности. Очевидно, он поступил низко, притворяясь, будто остается тем же, кем был до этого решающего события (experience), хотя на самом деле не мог даже помыслить о повторении такого риска. Возможно, прежде он хотел большего, чем мог совершить; теперь же он не отваживается даже на то, что ему вполне по силам.

Такие случаи (experiences) встречаются среди лиц любого социального положения и принимают всевозможные формы, а значит, их можно обнаружить и в психологическом лечении. И здесь дело касается расширения личности, риска своим материальным положением или собственной натурой. То, что таким переломным событием (critical experience) в текущем лечении является перенесение, хорошо видно на примере нашей студентки философии. Как я уже указывал, у пациента существует возможность бессознательно проскользнуть над рифом перенесения, которое в этом случае не становится содержанием личного опыта, и потому не происходит ничего серьезного. Врач, ради простой выгоды, вполне мог бы желать себе таких пациентов. Но если пациенты интеллектуальны, они скоро открывают для себя существование этой проблемы. И если тогда врач, как в упомянутом выше случае, возвеличивается до отца-возлюбленного и, следовательно, становится объектом бурного потока адресованных ему запросов, он волей-неволей должен до конца продумать пути и средства отражения этой бешеной атаки, чтобы не оказаться самому втянутым в водоворот и, в то же время, не навредить пациенту. Насильственное прерывание перенесения может вызвать полный рецидив или кое-что похуже; поэтому с данной проблемой нужно обращаться с большим тактом и предусмотрительностью. Другой возможностью является благочестивая надежда, что “со временем” это “сумасбродство” прекратится само собой. Конечно, все проходит со временем, но это “сумасбродство” может продолжаться весьма долго, и трудности могут оказаться настолько невыносимыми для обеих сторон, что мы могли бы с равным успехом сразу отбросить идею времени как целебного фактора.

Казалось бы, гораздо лучший инструмент для “сражения” с перенесением предлагает теория неврозов, сформулированная Фрейдом. Зависимость пациента объясняется в ней как инфантильный сексуальный запрос (demand), занимающий место здравого распоряжения зрелой сексуальностью. Сходные преимущества предлагает и теория Адлера (Alfred Adler, The Neurotic Constitution, первая публикация п 1912 г… перевод на англ. В. Glueck и J. Е. Lind (London, 1921).), объясняющая перенесение как инфантильное намерение обрести власть и как “меру безопасности” (“security measure”). Обе теории так искусно прилажены к невротической ментальности, что любой случай невроза можно объяснить одновременно обеими теориями (Ср. “On the Psychology of the Unconscious” (Collected Works. Vol. 7) pars. 44ff, где приведен пример одного такого случая. [Русск, пер.: О психологии бессознательного // Юнг К. Г. Психология 6eccознательного М.: Канон. 1994. — Прим. пер.}). Этот весьма примечательный факт, который должен быть подтвержден любым непредубежденным наблюдателем, может опираться лишь на то обстоятельство, что фрейдовский “инфантильный эротизм” и адлеровское “влечение к власти” суть одна и та же вещь, независимо от теоретических расхождений между этими школами. Это просто фрагмент вышедшего из-под контроля, а поначалу и вовсе не поддающегося управлению изначального инстинкта, который обнаруживает себя в феномене перенесения. Архаические формы фантазии, постепенно достигающие поверхности сознания, служат лишь дополнительным доказательством этого.