Екатерина Мурашова - Лечить или любить?

— Мария Михайловна! — со вздохом облегчения воскликнула я. — Так это же все совершенно нормально!

И из-за такой вот ерунды эта достойная, умная женщина собирается в клинику неврозов! Поистине — «трагедия русской интеллигенции»!

— Саше 15 лет. В этом возрасте отдаление подростка от родителей совершенно естественная вещь. Странно было бы, если бы этого не происходило. Смена настроений и как бы «уход в себя», когда подросток не реагирует на внешние раздражители и вроде бы не слышит вас, — это тоже нормально. В эти моменты он прислушивается к себе, к тому, что происходит с его личностью, его организмом. Он должен познать и принять нового себя, Сашу-взрослого, который приходит на смену Саше-ребенку. Он нервничает и боится, потому что не все в этом новом Саше ему понятно, не все его устраивает. И с вами он тоже посоветоваться не может, потому что превращается-то он в мужчину, а не в женщину. Поэтому усиливается отчуждение. Понимаете?

По моим расчетам, в этом месте Мария Михайловна должна была облегченно вздохнуть, расправить плечи и спросить радостно:

— Так значит, это все нормально?! Значит, мне не о чем беспокоиться?

Но Мария Михайловна сидела на стуле все так же понуро и теребила брелок от ключей (откуда она его достала, я не успела заметить).

— Есть еще что-то? — спросила я тоном участкового милиционера.

Мария Михайловна кивнула.

— Что же это?

— Грязные ботинки на тумбочке! — сказала Мария Михайловна и зажмурилась с таким видом, как будто перед ее глазами предстал расчлененный труп из вечерней криминальной программы.

— Грязные… ботинки… на… тумбочке… — повторила я, пытаясь осознать каждое слово. — А в чем проблема-то?

— Он ставит ботинки на тумбочку в прихожей, — Мария Михайловна заговорила вдруг ровно и отчужденно. Приблизительно так говорят люди, введенные в гипнотический транс. — Каждый день. Ботинки 46 размера. Все в грязи. Вообще-то он мальчик аккуратный и никуда не лазает, но у нас очень грязные подходы к дому. Лужи, глина, постоянно что-то копают. И вот они там стоят. Когда я прихожу с работы. Каждый день. Это первое, что я вижу, когда вхожу в квартиру. Я просила его ставить их под вешалку. Я умоляла, я ругалась, я кричала. Я выбросила их в окно. Он сходил в тапочках и принес их назад. Я спрашивала: зачем?! Он молчит, ничего не объясняет, уходит в комнату. На следующий день они — снова там. Когда я поднимаюсь по лестнице, я уже думаю о них. Когда я еду в метро — я их себе представляю. Сейчас я войду — и они там стоят. Если его нет дома и ботинок нет — я радуюсь. У меня, кроме него, ничего нет. И не было. Только Вадим и он. Но Вадим — это было совсем недолго. А здесь, я думала — мне хватит до конца жизни. Я все делала, чтобы не испортить с ним отношения. Я всегда была честна и терпелива с ним. Мне казалось, что у меня все получается. Когда ему было тринадцать, он говорил: «Ты самая лучшая мама на свете!» — никому из моих знакомых сыновья не говорили такого в тринадцать лет. Я гордилась собой, я мысленно говорила Вадиму: «Посмотри, какого прекрасного сына я тебе вырастила!» — Я думала, что все сделала правильно. И вот теперь — ботинки!

— А вы, часом, не преувеличиваете? — осторожно поинтересовалась я. Теперь клиника неврозов не казалась мне такой уж далекой от этого «ботиночного» случая. — Может быть, он просто их там забывает? Ну, шнурки развязывает или еще что?

— Нет, нет, поверьте! Он делает это совершенно сознательно! Но я не понимаю, что это означает, и от этого буквально схожу с ума! Я уже полгода не могу уснуть без снотворного. Недавно пропустила такую ошибку в балансе, которую заметила бы и двадцать пять лет назад, когда только работать начинала…

— Вы спрашивали?

— Тысячу раз! Никакого ответа.

— Что-то еще в поведении Саши в последнее время изменилось? В школе, с друзьями, в шахматном клубе?

— Нет, ничего. То есть мне никто ничего не говорил. Учится он хорошо, в соревнованиях недавно участвовал, занял третье место. Приятели иногда приходят музыку слушать, в шахматы играют — все как всегда.

— Ведите сюда Сашу. Пойдет?

— Конечно, пойдет. Если я попрошу. А о чем вы с ним говорить будете?

— Посмотрим по обстоятельствам.

Саша — черноглазый, очень высокий юноша, сидел в кресле, высоко подняв колени, и доброжелательно улыбался. Давно мне не приходилось видеть такого «закрытого» подростка. Отвечает на все вопросы, не злится, не ёрничает, вроде бы искренне хочет помочь разобраться, но при этом не говорит ни-че-го.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что мать на грани невроза?

— Да, меня очень волнует ее состояние.

— Что это за ботинки на тумбочке?

— Ну, вы понимаете, в таком состоянии ее все раздражает.

— Ты их туда ставишь или нет?

— Наверное, было несколько раз, я не помню.

— Мать тебя чем-то «достала»?

— Ну что вы! У нас прекрасные отношения.

— У тебя есть какие-то тайны?

— Нет никаких тайн. Я вообще очень простой. Знаете, иногда даже забавно, у всех одноклассников какие-то проблемы со школой, со сверстниками, с родителями — а у меня нет.

— Никаких проблем?!

— Есть мелкие, конечно, вроде двойки за контрольную или там запоротого турнира, но я их решаю. А у всех вокруг трудности, переходный возраст… Я, знаете, как-то даже курить попробовал, просто так, для забавы.

— Ну и…

— Мама взяла куртку постирать, нашла в кармане сигареты, говорит: если ты хочешь курить, я буду тебе покупать. А девчонки в классе сказали: тебе сигарета не идет. Да я и сам знаю. Неинтересно. Бросил сразу же…

— Девушка у тебя есть?

— Нет.

— Почему? Ты парень видный, наверняка кто-то заглядывается.

— В детстве я с девчонками даже больше любил играть, чем с мальчишками. А теперь видите какой вырос. Я — не игровой человек. Каких-то там интрижек: сегодня я с этой встречаюсь, завтра — с этой, мне не надо. Я думаю, что в нашем возрасте отношения уже могут быть только серьезными. А я к серьезным отношениям пока не готов. Вот и все.

— Как ты думаешь, ты можешь чем-нибудь помочь матери?

— Я готов сделать все что угодно!

— А ботинки?

— Да что вы-то все об этих ботинках! Ну, мама — ладно, у нее — нервы, а вы-то что к ним привязались? Чепуха это, точно вам говорю!

И так далее, в том же духе, в течение часа.

Отчаявшись, я попросила Сашу нарисовать несколько проективных рисунков. Рисование не входило в число Сашиных талантов, но юноша честно попытался изобразить то, что я его просила. Все рисунки получились именно такими, каким я видела Сашу собственными глазами, — спокойные, доброжелательные, абсолютно без агрессии. Никаких несовпадений внешнего и внутреннего. Но вот рисунок «семья» надолго привлек мое внимание. Отличный рисунок — портреты мамы и Саши (опознать можно только по длине прически), между портретами пряничное сердце, так, как его рисуют девчонки, и вокруг всего этого — обведенная по линейке рамочка. Оба персонажа на портрете улыбаются. Улыбки похожи на оскал, но это вроде бы можно списать на неумелость художника. Что-то все же в этом рисунке меня настораживает. Какая-то уж очень показная для пятнадцати лет, пряничная любовь, и рамочка, чем-то напоминающая решетку…