Валерий Гитин - Эта покорная тварь – женщина

КСТАТИ:

«Надо воспитать женщину так, чтобы она умела сознавать свои ошибки, а то, по ее мнению, она всегда права».

И надо почаще показывать женщине зеркало — и в буквальном, и в фигуральном понятии.

------------------------------------------

«— Двенадцать наложниц, опустившись на корточки, становятся в круг спиной к его центру; посередине располагается султан с четырьмя кастратами.

По сигналу господина все женщины начинают одновременно испражняться в двенадцать фарфоровых чашечек; та, которая не сумеет сделать это, обречена на смерть. Не проходит и месяца, чтобы не погибли семь или восемь жен за такой проступок; убивает их сам султан, собственными руками, но это происходит втайне, и подробности казни никому не известны. После того, как женщины сделают свое дело, один кастрат собирает чашки и подносит их его величеству, который обнюхивает содержимое, вдыхает его аромат, погружает в него свой член и мажет экскрементами свое тело; после этого чашки убирают, один кастрат начинает содомировать господина, второй сосет ему член; третий и четвертый подставляют для поцелуев свои прелести. После нескольких минут таких утех четверо маленьких фаворитов по очереди испражняются ему в рот, и он проглатывает дерьмо. Затем кружок распадается: каждая женщина должна целовать господина в губы, а он в это время щиплет им груди и терзает ягодицы; исполнив этот ритуал, женщины по одной ложатся на длинную широкую кушетку, кастраты берут розги и порют их; когда все двенадцать задниц будут избиты в кровь, султан проверяет их, облизывая раны и измазанные испражнениями отверстия.

После этого он возвращается к своим педерастам и содомирует их одного за другим.

Но это только начало.

Дальше следует очередная экзекуция: покончив с задницами кастратов, султан принимается пороть их, а женщины снова окружают его и демонстрируют самые живописные и непристойные позы. После экзекуции женщины вновь подводят к нему мальчиков, и он еще раз сношает их, но, почувствовав приближающееся извержение, мгновенно выдергивает свой орган и набрасывается на одну из наложниц, которые неподвижно и безропотно стоят перед ним. Он набрасывается на нее и избивает до тех пор, пока она не падает на пол без сознания; потом продолжает совокупляться со следующим кастратом, которого также оставляет, чтобы избить вторую жену; так происходит до тех пор, пока не дойдет очередь до последней, которая часто погибает под его ударами, и тогда его сперма выбрасывается прямо в воздух. После такой процедуры оставшиеся в живых женщины не меньше двух-трех месяцев отлеживаются в постели».

МАРКИЗ ДЕ САД. Жюльетта

------------------------------------------

Есть множество типов жен, и специальное их исследование заняло бы, вероятно, не один пухлый том, но всех их роднит одно — они дочери Евы со всей ее двойственностью, эмоциональностью и неизбывным стремлением к благообразному хаосу.

Так же, как убийство Авеля Каином стало источником вечной криминальной темы, так и искушение Евы дало жизнь неиссякаемой и волнующей теме с таким прозаическо-геометрическим названием как «любовный треугольник», где в образе библейского змея- искусителя выступает некий соперник Адама.

Ева, по Библии, добросовестно сопротивляется искушению, но именно добросовестно, то есть выполняя заданное предписание, а не отторгая искушение внутренней убежденностью в его порочности.

КСТАТИ:

«Лучше поборешь порок, если уступишь ему».

Подобный тезис в свое время выдвинул и Оскар Уайльд.

Со времен Овидия над подобным тезисом ломали головы сотни бородатых и безбородых мудрецов, в то время как дочери Евы еще до Овидия безоговорочно приняли его как аксиому и руководство к действию.

Любовный треугольник стал основой всех жизненных и художественных коллизий, от Троянской войны до кухонных конфликтов в современных многоэтажках, а также главной темой большинства сплетен, слухов, пересудов и множества различного рода исследований, пытающихся проникнуть в сокровенные тайны женского характера.

Одни исследователи категорически настаивают на изначальной его порочности, другие склонны винить в женских пороках коварных змеев-искусителей, третьи пытаются объять необъятное, синтезируя принципиально полярные мнения, четвертые прибегают к мистике и оккультизму…

КСТАТИ:

«Мы рождены для искания истины, и только, а вовсе не для обладания ею».

Не претендуя на обладание истиной, все же попытаемся и мы поискать эту призрачную даму на перекрестках различных авторитетных мнений и жизненных коллизий.

Что толкает Еву в пропасть порока?

А, в сущности, порок ли это?

Брак исключает «треугольник», или напротив, стимулирует его возникновение?

Добрачные или внебрачные сексуальные отношения должны быть только двусторонними, или же многогранными?

Критерии «верности» и «неверности». В чем они заключаются?

И существуют ли они вообще?

Где вкопан тог полосатый столб, который определяет границу между добродетелью и пороком?

КСТАТИ:

«Истина требует, подобно всем женщинам, чтобы ее любовник стал ради нее лгуном».

«Святая ложь» — добродетель или грех?

Добродетель — это естественный закон, или же порождение фантазии людей больных, бесчувственных и невостребованных?

Количество различных мнений всегда соответствует количеству людей, их выражающих. Но обратимся к мнениям людей, не коротавших бесполезное время на лавочках у подъездов или за грубо сколоченными столами для забивания «козла».

МАРКИЗ ДЕ САД:

«Ах, откажитесь от добродетели, Эжени! Можно ли принести хоть одну жертву этому псевдо божеству? Стоит ли оно минуты удовольствия, которое мы вкушаем, оскорбляя добродетель? Подумай: добродетель — всего лишь химера; ее культ состоит исключительно в постоянных умерщвлениях плоти, в бесчисленных бунтах против внушений темперамента. Разве это естественно? Разве Природа советует то, что ее оскорбляет?

Эжени, не позволяй дурачить себя женщинам, которых называешь добродетельными. Они предаются куда более презренным страстям, чем мы… Честолюбие, гордость, личные интересы, а чаще всего лишь фригидность отсоветывает им вкушать лакомства. Обязаны ли мы уважать их, спрашиваю я тебя? Разве не руководствуются они единственно себялюбием? Разве лучше, мудрее, приличнее жертвовать эгоизму, нежели страстям?