Дмитрий Соколов - Магическая медицина

И тут появляется этот — который Леша. Знаешь, такой сразу видно, что у них авторитет. И такой молодой, красивый. Садится около меня и говорит что-то типа: что, пташка, допрыгалась? Я понимаю, что мне с ним срочно надо общий язык найти. И что-то ему говорю, говорю. А он ничего так, сидит, что-то выпивает. Показывает на дверь, за которой Ленка, и говорит: дура твоя подружка. И что-то типа: а ты не дура? Я говорю: нет, не дура. Он говорит: а ее место занять не хочешь? Я говорю: нет, не хочу. Он говорит: ну ладно, давай сыграем на желание. И достает карты. «В дурака умеешь?» — я говорю, умею. Ну вот, типа, давай играть. Как проигрываешь — меняешь подругу.

Я вообще перестала на что-то смотреть кроме карт, всё считала, каждую карту запоминала. Короче, я играла чётко и не проигрывала. Он, наоборот, отвлекался, шутил там, ходил куда-то. Я ни разу, короче, не проиграла. Потом уже всё закончилось, Ленку вывели на улицу, и я пошла с ней. Она вся в соплях и в крови, конечно. Дали ей двести баксов «на оправку» и сказали, что будет, если кто-нибудь узнает. И всё, повезли нас по домам.

Понимаешь, я узнала его! Я понимаю, что это мой собственный бред, но я не могу от этого избавиться. Ленка потом зажила, с ней-то всё вроде ничего было. Ну, поплакала там и перестала. И я перестала этим заниматься скоро. А он же, выходит, мой спаситель. Но мне убить его хочется. Я не могу, я всё время хожу на него и смотрю. Всю ночь за ним наблюдаю. Он же твой друг, да?»

Я помедлил с ответом. В общем, да, так я его и представил. В ушах у меня стучало. Да, я примерно представлял, что он бывший бандит. Это всё было очень похоже на правду. «Хоттабыч» был игрок, он мог так себя повести. Чем больше я об этом думал, тем больше мне это казалось реальным.

Сходящиеся круги сюжетов. Живем — грешим друг перед другом. Грехи приходится искупать. Как — заранее никогда не известно.

«Хорошо, Марин, я всё понимаю. Очень возможно, что это он. Да можно, конечно, и прямо сейчас спросить. Ты-то что от этого хочешь? Сейчас? Убить его? Простить? Сыграть в «дурака»? Он там сидит и дохнет сам не знает от чего. Не факт, что с ним вообще можно поговорить».

«Да, я видела, что он себе что-то еще вкалывал».

«Кетамин».

«Понятно».

«Теперь его перемкнуло и ему очень плохо. Может, это ты его лупишь своим взглядом из-за кустов. Мне его не жалко. Но давай для начала подумаем, что и зачем тебе нужно от этой встречи».

Потому что в том, что им стоит встретиться, я уже не сомневался. В каком-то смысле мне это напоминало сцену с «там я мертвая сижу». Встречаться со своими страхами — святое дело.

«Я тоже над этим полночи уже думаю. Мне кажется, я уже много всего понимаю, но когда я с тобой разговариваю, это как бы обретает форму, а так легко ускользает. Так что давай говорить, хорошо?»

«Да давай, конечно».

«Я чувствую, что в той ночи для меня засела какая-то заноза. Или спрятан какой-то кусок. Какой-то кусок меня самой. Что-то в этом роде. Я знаю, что я зациклилась на той ночи. Я о ней вроде с одной стороны много лет не вспоминала, и с Ленкой перестала общаться давным-давно, но я знаю, что на самом деле я там застряла.

Я бояться стала тогда. У меня раньше страха не было, а с тех пор я боюсь. Неважно чего, всякой ерунды. Если страха много, то это как радости или печали — ты под него что угодно подгонишь».

«Да, это понятно. Ну, бояться стала. И всё?»

«Нет. Не знаю. Не всё. Мне, короче, трудно с тобой про такое говорить».

«Потому что я не твой мужчина?»

Марина кивнула.

«Ну давай я поиграю в Шерлока Холмса. Угадаю — хорошо, ошибусь — не страшно. С тех пор у тебя все мужики — садисты».

«Мммм.»

«И тебя возбуждает, когда тебя бьют. Сексуально это тебя заводит».

Она кивнула: «Это тоже правда. Значит, здесь простой механизм. Это хорошо».

Эта ее реакция мне очень понравилась. Трезвых людей на этой Земле мне встречается мало. Я это ценю.

«Да, это правда простой механизм. Что-то есть еще?»

«Подожди, дай я подумаю. Одна такая вещь. Вот это чувство, которое я испытываю к Леше — оно очень сильное и мучительное. Я как бы его ненавижу, а как бы привязана к нему как на веревке. Всю ночь, как он приехал, я все время зациклена на нем. Но это то же самое с моим мужчиной. И раньше так тоже было. Это и любовь, и ненависть, а может, ни то, ни другое. Я не знаю.»

«И что ты хочешь сделать с этим чувством?»

«Я хочу его приуменьшить. Может быть, совсем выкинуть. Оно мне не нужно в семье. Оно только для траха хорошо, но я как-нибудь лучше по-другому буду. И для траха, знаешь, тоже.»

Вот интересно было, что я ее как-то так четко и хорошо понимал, как будто полжизни с ней общался, спал с ними третьим и был главным консультантом ЦК КПСС по проблемам сексуальных насилий.

«Знаешь, Марин, я думаю, что твои желания этой ночью исполнятся. И страх уйдет, и циклиться на садо-мазо ты перестанешь. Я тебе как дух грибов говорю. Но тебе надо с ним встретиться. С Лешей. Не боишься?»

«Боюсь. Но я готова. Тем более если ты говоришь.»

«Я — говорю. Пошли.»

И мы пошли — к этому, мычащему у костра.

Этой ночью состояния у меня менялись очень быстро. На смену страшному напрягу по Лешиному поводу пришла легкость и певучесть. Состояния как-то проходили сквозь меня легко, наверное, потому, что я не создавал им препятствий. Или как бы разыгрывал подходящие случаю роли. Подходя к костру, я запел:

Полно хмуриться сурово, видя всюду тьму!

И сам себе ответил:

Что-то я тебя, корова, толком, не пойму.

И далее:

Наклони поближе ухо!

Утешай меня, пеструха!

Очень трудно без участья сердцу моему!

В голове моей прыгали игривые фразы телеведущего. «Друзья мои, позвольте представить вас друг другу.» Действительно, материал для телешоу был отличный, душещипательный на все сто. «Десять лет спустя они встретились, насильник и жертва.»

Мне хотелось как-то ослабить напряженность.

«Леша! Ты живой?»

Он поднял голову: «Ну, типа, да».

«Грустишь?»

«Я — волк, — заявил он. — От меня ушла стая. Я — одинокий волк на севере».

«Это уже кое-что. Это уже лучше чем ничего. Ты, волчара, — я панибратски обнял его за плечо, — сейчас у нас будешь отвечать по волчьим законам. Г отов?»

Он меня послал подальше.

«Посмотри, давай, на эту женщину. Может так оказаться, что вы уже встречались?»

Он посмотрел. «Не помню».

«А зря. Десять лет назад, загородний дом, две девчонки, из которых одну насилуют, а с другой ты в карты играешь на то же самое».

У него появилось пьяное выражение лица. «Ой, какой же ты дурак, Митька.» — завел он свою песню.

Но теперь я видел (или мне казалось, что я вижу), что он врет. И глаза отводит в сторону.

«Эй, волчара», — торопил я его, — «ну-ка, шевели мозгами, вспоминай!»