Хорхе Букай - Я хочу рассказать вам о...

показав тем самым,

что это — только сон,

чтобы он знал, что остается рабом?

Или мне лучше оставить его спать,

чтобы он

хотя бы во сне

насладился своим придуманным миром?

— Каков правильный ответ?.. — спросил Хорхе.

Я пожал плечами.

— Правильного ответа нет, — продолжал он. — Каждый должен сам найти ответ внутри себя.

— Мне кажется, я застыл бы перед рабом, не зная, что делать, — сказал я.

— Я дам тебе подсказку, которая поможет тебе по крайней мере в одном случае. Пока ты там стоишь, подойди поближе к рабу и посмотри на него. Если этот раб — я, отбрось сомнения:

Разбуди меня!

В тот день я был очень придирчив.

— Ты как будто считаешь, что во лжи нет ничего предосудительного. Но ведь лгать — плохо. Именно этому нас учили.

— Ты уверен, Демиан? Нас действительно учили не лгать? Я не могу с тобой согласиться… Представь себе такую сцену, которая разыгрывается каждый день во всех домах всех городов.

Ребенка только что уличили во лжи.

Понимающий современный отец знает, что именно ЭТА ложь простительна, но ведь существуют моральные принципы… Поэтому…

Отец бросает свои дела и садится рядом с сыном, чтобы объяснить доступным ему языком, почему он должен всегда говорить правду, что бы ни произошло, пусть даже мир рушится.

Звонит телефон.

Сын, стремясь загладить свою вину, говорит:

— Я подойду! — и бежит к телефону.

Вскоре он возвращается.

— Папа, это страховой агент.

— Тьфу! Почему сейчас? Скажи, что меня нет дома.

— Так нас учат не лгать? Я так не думаю. Нам говорят, что лгать нельзя, это правда. Но наши родители, учителя, священники, те, кто нами правит, разве они учат нас, что не нужно лгать?

Хорхе сделал паузу, заварил мате и продолжил:

— Словно мы вторгаемся в другую, личную и субъективную область реакции каждого человека на ложь. Но в любом случае почему же лгать — нехорошо? Тысячи раз мы убеждались, что общество, в котором мы живем, ненавидит непредсказуемых людей. Ведь это означает потерю контроля, осложняющую правила сосуществования, по меньшей мере, в сложившейся системе. В этой системе лгать — нехорошо, так как, если ты лжешь, я никогда не смогу знать наверняка, что именно ты думаешь и что с тобой происходит. Чтобы сохранить контроль над ситуацией, мне, как и всем, нужны достоверные факты. Если интуиция подводит меня, я нуждаюсь в информации, предоставленной тобой, и мне нужно верить, что ты говоришь правду.

— Но, если я не могу верить словам других, — сделал вывод я, — значит, я не могу жить.

— Никто не может запретить тебе верить, Демиан. Я возражаю против того, что ты пытаешься запретить другим лгать.

— Но, Хорхе, если каждый станет говорить, что его левая нога захочет, все превратится в кошмар. Если все будут лгать и никто никому не сможет доверять, воцарится хаос.

— Это одна из возможностей, но не единственная. Есть и другая, о которой мне хочется думать, как о самой вероятной. Мы уже говорили, что человек лжет, поскольку, осуждая самого себя, боится суда всех остальных. Мы также говорили, что лжец уже вынес себе приговор.

Но представь себе мир свободы, мир, где все разрешено, ничто не может быть запретным, неуместным или обязательным…

В таком мире никто не стал бы себя ни осуждать, ни выносить себе приговор, ни ждать осуждения со стороны окружающих.

И тогда, при наличии свободы выбора лгать или не лгать, говорить правду или скрывать ее, может быть, мы все перестанем лгать, и вселенная превратится наконец в достойное доверия и потому спокойное пространство для обитания…

Это одна из возможностей, Демиан.

— Ты уверен, что такое возможно?

— Нет, не уверен. Но существует так мало вещей, в которых я уверен, что я предпочитаю твердо верить в это. У такой ситуации есть по крайней мере одно преимущество: она очень желательна.

— Ты из тех людей, которых довезет любой автобус.

— Не знаю, довезет ли, но если на нем номер того, который я жду, я точно в него сяду.

— Скажи мне, Толстяк, если твоя мечта действительно может сбыться, почему человечество до сих пор не окружило себя этим, как ты его называешь, достойным доверия и спокойным пространством?

— Потому что сначала, Демиан, оно должно побороть страх.

— Какой страх?

— Перед правдой. Как-нибудь я расскажу тебе сказку о магазинчике правды.

— Почему же не сегодня?

— Сегодня очередь другой сказки.

В одном городке жил господин, страдавший каким-то редким заболеванием глаз.

Он был слеп последние тридцать лет своей жизни.

Однажды в городок приехал знаменитый врач, у которого проконсультировались по поводу этого больного.

Доктор заверил, что операция может вернуть зрение больному.

Жена этого человека, считавшая себя старой и некрасивой, возражала…

— Но в таком случае искренность для тебя ничего не значит?! — возмутился я.

— Конечно, значит, Демиан. Просто я отказываюсь вводить ее в законодательном порядке.

— А как же тогда наступит эта жизнь, такая желанная для тебя и для меня?

— С течением времени тебе повстречаются или наверняка уже повстречались люди, с которыми ты чувствуешь себя так свободно, что тебе не нужно лгать. Ты встретишь несколько людей, которым сможешь позволить быть самими собой, и у них никогда не возникнет потребности лгать тебе. Это твои настоящие друзья. Береги их! — изрек Хорхе. — А если вы с друзьями поймете, что с вас начинается новый порядок…

— Скажи мне, для тебя откровенность — это достояние исключительно дружбы?

— Да. Но будь осторожен, откровенность и искренность — разные вещи.

— Разные?

— Да, разные.

— Почему?

— Слово «откровенность» происходит от слова «открытый». Вспомни об идее «проход открыт». Быть откровенным означает, что во мне нет никакого скрытого пространства, куда вход запрещен. Нет ни одного уголка в моих мыслях, чувствах и воспоминаниях, о котором бы никто не знал или в который я бы не хотел никого пускать. А искренность — это гораздо менее широкое понятие. По-моему, искренность — это: «Все, что я говорю тебе, — правда. По крайней мере, для меня. То есть, выражаясь твоими словами, я тебе не лгу».

— Значит, можно быть искренним, но не откровенным.

— Именно так. Откровенность — это сибаритские отношения, как и Любовь (обязательно с большой буквы). Чувство для очень узкого круга избранных.

— Но, Хорхе, если то, что ты говоришь, верно, во мне могут быть закрытые для тебя уголки, но я не перестану от этого быть искренним. Значит, ты признаешь, что скрывать — не значит лгать.

— Для меня это так, если только ты не лжешь, чтобы скрыть что-нибудь даже от самого себя.

— Приведи пример, пожалуйста.