Петр Пороховщихов - Искусство речи на суде

Каким образом? Это будет видно ниже; прежде чем искать удачного сочетания фактов, нужно знать самые факты. Поэтому первое правило meditationis – размышления о речи – заключается в том, чтобы уяснить себе данные предварительного следствия.

1. Спросите себя, что было: quis, quid, ubi, quibus auxiliis, cur, quomodo, quando? Кто, что, где, когда, с какой целью, каким способом, с какими соучастниками? Каждое из этих обстоятельств может осветить вам ту или иную сторону дела. Отделите соучастников друг от друга; определите точно, что и почему, с какой целью сделал каждый из них.

В книге "De Inventione" *(68)Цицерон говорит: "Чтобы легче найти нужные соображения, следует как можно чаще обдумывать как свое объяснение события, так и объяснение противника (переведя на наш язык, можно сказать: сравнить данные, установленные предварительным следствием, с объяснениями обвиняемого) и, отметив сомнительное в том и другом, обдумать: почему, с какой целью, с какими шансами на успех было совершено преступление; почему был избран именно этот способ, а не другой; почему исполнителем был этот, а не тот; почему действовал виновник один или почему избрал такого пособника; почему не было сообщников преступления, почему был сообщник, почему был именно этот" и т. п. Посмотрите, как много дали обвинителю в деле о подлоге акций Тамбовско-Козловской железной дороги размышления о том, почему сообщниками зачинщика Колосова явились Феликс и Александр Ярошевичи.

* * *

2. Отделите установленные факты от сомнительных и от неизвестного.

По свойству всякой человеческой работы, и особенно по условиям деятельности наших следователей, в протоколах предварительного следствия почти не бывает достоверного. У нас есть превосходные следователи и бывают предварительные следствия, в которых видны не только выдающийся ум и настойчивая работа, но и важнейшее искусство неискоренимо закреплять на бумаге установленные обстоятельства. Таково, например, предварительное следствие по второму делу доктора Корабевича. Про такие дела можно сказать, что они не только созданы следователем, но им же главным образом и проведены до конца, то есть до ответа присяжных. Обвинителю остается только смотреть за тем, чтобы не повредить делу каким-нибудь промахом, защите – играть на случайностях в составе присяжных или коронных членов присутствия. Но таких дел у нас очень немного. Во многих случаях предварительное следствие бывает хуже полицейского дознания; по большей части его можно назвать только посредственным. Если в деле есть акт осмотра пожарища, несомненно, что был пожар; но если по протоколам два свидетеля удостоверяют, что заметили сильный запах керосина, не удивляйтесь, когда на судебном следствии один заявит, что никакого особенного запаха не было, а другой – что пахла тряпка, которой кухарка вытирала жестянку для керосина. Если в деле есть акт вскрытия женского трупа, нет сомнения, что женщина умерла, но если трое экспертов категорически доказали, что умершая не могла повеситься, не удивляйтесь тому, что трое других столь же решительно докажут присяжным противное и один или двое из числа первых согласятся с ними. В Петербурге был случай, когда защитник взял в руку нож – подсудимый обвинялся в покушении на убийство – и двумя пальцами согнул его пополам: следователь не заметил, что лезвие было жестяное.

Возвращая председателю вопросный лист по делу об убийстве Александра Мерка (1908 г.), старшина присяжных спросил, может ли он от лица всего их состава заявить, что они возмущены непозволительной небрежностью предварительного следствия. По своему содержанию это преступление представляло завлекательнейшую задачу для добросовестного следователя; это было одно из самых интересных дел в Петербурге за последнее время; по милости судебного следователя своим оправдательным приговором оно обратилось в издевательство над правосудием и над смертью ни в чем не повинного юноши. Подобных дел у нас, к сожалению, бывает слишком много.

Итак, общее, основное правило при изучении предварительного следствия таково: достоверно только то, что на таком-то листе дела написано то-то; в каждой строке может оказаться ошибка. Обстоятельство это имеет практическое значение при составлении речи: в основную схему ее могут быть введены только вполне надежные факты.

Конечно, судебное следствие может и независимо от ошибок следователя изменить многое в предварительном. Но в каждом деле здравый смысл укажет оратору, что можно считать достоверным и где следует допустить возможность ошибки. Можно доказать, что пешеход двигался быстрее всадника, что грамотный намеренно делал ошибки в правописании, здоровый притворился сумасшедшим; что одаренный слухом мог не слыхать, что зрячий не мог видеть. Но нельзя доказать, что предельная скорость человека больше предельной скорости лошади, что безграмотный человек может соблюдать орфографию; что душевнобольной одновременно страдает прирожденным идиотизмом и паранойей, что глухой слышит или слепой увидал. Можно утверждать, что человек, одаренный хорошей памятью, забыл что-нибудь, но нельзя доказать, что он не знал о данном факте, если он собственноручно написал о нем другому; можно доказать, что левша застрелился правой рукой, но нельзя доказать, что он застрелился, если у него оказалось три раны и каждая должна была вызвать мгновенную смерть.

* * *

3. Не удовлетворяйтесь готовыми объяснениями фактов. Все ошибаются: и потерпевшие, и полиция, и свидетель, и следователь. В 1902 году в Англии одна женщина была осуждена за убийство своей хозяйки. На суде было установлено, что в доме не было никого, кроме убитой и подсудимой, и что все окна и двери были заперты изнутри. Однако из позднейшего признания одного из настоящих двух убийц выяснилось, что они проникли внутрь дома по доске, перекинутой через узкий переулок из окон верхнего этажа соседнего дома в верхний этаж дома убитой, и, совершив убийство, скрылись тем же способом *(69). Как не сопоставить этого случая с делом об убийстве генеральши Болдыревой? Одной из неопровержимых улик против Александра Тальма признавалось то обстоятельство, что в квартиру покойной нельзя было проникнуть иначе, как со двора. Тальма был присужден к каторге, а через три года Александр Карпов на глазах у судей и присяжных без труда пролез в форточку окна, выходившего из спальни Болдыревой в соседний переулок. По этим примерам можно судить о том, какие грубые ошибки могут делать и опытный следователь, производящий следствие под наблюдением прокурора окружного суда, и присяжные заседатели, руководимые осторожнейшим английским судьей. Признания людей осужденных часто открывают, что действительные подробности преступления во многом отличались от того, что казалось бесспорным на суде. В известной книге английского судьи W. Wills "An Essay on the principles of Circumstantial Evidence" приведены многие случаи судебных ошибок, поучительные для всякого обвинителя и защитника *(70).