Джованни Моска - Воспоминания о школе

— Молодцы, хорошо спели.

Учительница, похоже, довольна. Она уже представляет себе, как синьор инспектор и синьора директриса, сидя на первом ряду в красно-золотых креслах, будут одобрительно кивать головами во время пения.

Очки снова вернулись на нос.

Мальчишки смотрят на девочек, смеются, перешептываются. Я вижу, как Криппа делает нечто, совершенно ему не свойственное: поправляет рукой свои вечно растрепанные волосы. Спадони рукавом вытирает перепачканный в шоколаде рот. Вентурини, стесняясь, прячет свою свежеобритую голову за головами одноклассников.

Девочки тоже взволнованы: смеются без причины, смотрят украдкой на мальчиков, без конца поправляют одежду, прически, ленточки, свои голубые банты на белых фартучках.

Только Мартинелли и Адриана Корачини смотрят прямо друг другу в глаза и улыбаются.

Крыша школы стала малиновой: солнце потихоньку забрало свои краски.

Дирижерская палочка вновь взмывает вверх, очки снова сползают вниз.

«О солнце, ты свободно и радостно встаешь…»

Еще один, последний прогон, и учительница уходит, держа спину прямо, словно кол проглотила.

Солнце уже зашло. От него осталась лишь тонкая полоса на красном еще небе, сиреневатые тени уже опустились на лица. Воздух легкий и прозрачный, как всегда весенними вечерами. Голоса звонко разносятся в легком воздухе. Ласточки уже не поют, а кричат.

Дерево все больше погружается в тень, скоро уже не различишь ни ствола, ни веток, зато светящиеся зеленые листочки, словно подвешенные в воздухе, будут еще долго видны.

— Можете поиграть, ребята.

Но они медлят. Смотрят друг на друга, но стесняются подойти, взять друг друга за руки и покружить в хороводе или поиграть в ручеек. Вентурини все еще прячется за головами своих одноклассников, стесняясь показать свою бритую голову девчонкам.

Кто же осмелится нарушить эту прозрачную тишину?

Мартинелли, конечно же. Улыбаясь, он подходит к Адриане Корачини, которая тоже отвечает улыбкой, и берет ее за руку:

— Во что будем играть?

Остальные потихоньку зашевелились: начали брать друг друга за руки, мальчики девочек, девочки мальчиков, и встали наконец в круг… остался стоять один Антонелли — высоченный, ему уже двенадцать, и тень уже виднеется в его глазах. Ему придется бегать вокруг хоровода, дотрагиваться до чьей-нибудь спины, и тот, до кого он дотронется, должен будет выйти из круга и бежать, чтобы успеть встать на освободившееся место. Антонелли нехотя побежал. Интересно, кого он осалит? Ему, конечно, хотелось бы осалить какую-нибудь девочку, но смелости не хватает. Наконец-то он решается и дотрагивается до спины одной из девчонок:

— Беги, Джульетта, беги! — кричат подруги. Мальчишки тоже болеют за Джульетту, потому что Антонелли — вредина. Но у Антонелли ноги длиннее, и он еще не в том возрасте, когда уступают из благородства. Девочка, темноволосая, с черными шустрыми глазами, тоже бежит изо всех сил, но Антонелли явно ее обгоняет. Вдруг, уже крича в предвкушении победы, он поскальзывается, падает и обдирает ладони и коленки о гравий.

— Джульетта победила! Джульетта победила! Ласточки больше не кружат над крышей.

Теперь Антонелли назначат фант.

— Что бы такое для него придумать?

Проскакать по двору на одной ноге? Или подойти к учителю, поклониться и спросить: «Синьор учитель, не подскажете, который час?»

— Пусть он обнимет Джульетту!

— Точно!

Антонелли становится красным, как помидор, противно смеется, подходит к девочке, возвращается назад, просит, чтобы ему поменяли фант, и в конце концов, подстрекаемый и подталкиваемый со всех сторон, поднимает руки… нет, не хватит ему смелости обнять Джульетту. Он забивается в угол двора, подальше ото всех, в тень. Ребята продолжают игру. Теперь Мартинелли будет водить. Ясное дело, кого он осалит: Адриану Корачини, кого же еще! Оба бегут легонько, едва касаясь гравия, который чуть похрустывает под их ногами. Они добегают почти одновременно — непонятно, кто победил.

— Девочка победила!

Мартинелли достанется фант.

Он нисколечко не стесняется, наоборот — очень даже рад.

Не успев отдышаться, он подходит к Адриане и обнимает ее. Затем достает из петли маргаритку и дарит ей.

До первых звезд осталась какая-нибудь минутка. А листочки на дереве все еще светятся. Наверное, сегодня для них настал день чуда.

Постепенно сгущаются сумерки. Дети разговаривают вполголоса. Я чувствую легкую дрожь от холода. Какими далекими кажутся ласточки, певшие всего полчаса назад…

— По домам, ребята, уже поздно!

Почему-то на цыпочках, словно боясь нарушить тишину, дети идут к воротам школы, снова разделившись на две части: мальчики — слева, девочки — справа. Они не попрощаются у калитки, не пожелают друг другу спокойной ночи. Антонелли опять не хватит смелости не то что попрощаться — даже посмотреть на девочку с темными волосами.

Но Адриана Корачини и Мартинелли медленно бредут, держа друг друга за руки. От сердца мальчика маргаритка перешла к сердцу девочки.

— А где ты берешь такие красивые маргаритки?

— На холме Оппио, их там полно. Я каждое утро собираю букет для нашего учителя. Ты никогда не ходишь на холм Оппио?

Никогда. Она после школы никуда из дома не выходит.

— Если придешь, мы с тобой улиток поищем под кустами и споем им песенку, чтобы они вылезли из домиков: «Вылезай-ка, крошка, маленькие рожки…»

Мартинелли не знает ни истории, ни географии, но зато он знает все песенки, которые заставляют улиток вылезать из домиков, божьих коровок — летать, а бабочек — спокойно сидеть на цветах.

Бабочек он осторожно берет двумя пальцами, а потом долго ни до чего не дотрагивается, чтобы на ладони подольше оставалась золотистая пыльца со странными узорами.

— Ты приходи, мы найдем кремень и пером будем искры высекать. Умеешь?

— Нет. А они обжигают?

— Да нет, ты что.

Адриана Корачини слушает Мартинелли, открыв рот от удивления, словно он рассказывает ей сказки.

Выглянула первая звездочка, маленькая-маленькая.

— Там, на холме Оппио, добрые сторожа, они нам ничего не скажут, когда мы в сад залезем…

У калитки они прощаются. Дом девочки в одной стороне, дом Мартинелли — в другой.

— Спокойной ночи, Адриана.

Девочка уносит с собой маргаритку.

— Адриана! Адриана! Если придешь, приноси новое перо, со старым искры не получаются!

На сердце Мартинелли не лежит еще ни одной тени. Сколько еще продлится та невинность, что сияет в его ясных глазах? Придет день, может быть совсем скоро, когда он уже не побежит навстречу Адриане Корачини и не возьмет ее за руку…

Невинность — короткое и хрупкое чудо — длится не больше, чем зеленая нежность первых весенних листочков… Как бы хотелось сохранить ее навсегда, как бы хотелось остановить это мгновение; но вот уже, заметив ее в себе, ты понимаешь, что ты уже не тот, что был минуту назад, и первая тень ложится на твое сердце.