Питирим Сорокин - Американская сексуальная революция

XX веке американская литература стала ориентироватья на секс, сосредотачиваться на нем, и в ней появилось низкопробное коммерческое чтиво. Теперь по уровню сексуализации она догнала и, возможно, перегнала европейскую литературу.

Почти все знаменитые американские писатели последних пятидесяти лет — Драйзер, Льюис, О’Нил, Хемингуэй, Фолкнер, Стейнбек, Фаррелл — и легион менее известных авторов отдали дань сексу, или делая его главной темой многих своих произведений, или, что возможно еще более показательно, уделяя ему много внимания в работах, посвященных совсем другим проблемам. В книгах второго из этих видов можно было легко обойтись без сексуальной тематики, но эротические сцены изображаются на любом фоне, будь то гражданская война в Испании, или переезды “оки”, или южноамериканские Джуксы и Кэлликэксы 5.

Еще важнее то, что многие из этих авторов представляют эротические излишества и неверность своих персонажей как нечто совершенно нормальное. Если великие писатели XIX столетия, такие как Толстой и Флобер, описывали незаконную страсть как трагедию, за которую и герой и героиня расплачивались своими жизнями или долгими страданиями, то в современной литературе большинство измен и других грехов трактуются авторами как забавные приключения, оживляющие монотонное существование современных мужчин и женщин. Иногда подобные незаконные связи описываются как достойное одобрения освобождение от устаревших брачных уз. В других случаях они рассматриваются как гигиенические действия, избавляющие людей от подавленности, психоневрозов и других психических расстройств. Нередко они объявляются предвестниками “более высокой” формы свободного брака. И лишь изредка, когда это вообще случается, их осуждают, как опасную болезнь. При таком подходе современная литература скорее растормаживает, чем мудро обуздывает вожделение. Она скорее подрывает, чем оживляет брак и семью. Она скорее ослабляет, чем укрепляет контроль высшей сущности человека над его животными наклонностями. Во всех отношениях она больше деморализует, чем способствует формированию целостной личности.

Если мы обратимся к сегодняшней бульварной литературе, то мы обнаружим там атмосферу, еще больше пропитанную сексом. Ибо в этой писанине сексуализация зашла гораздо дальше и приняла гораздо более уродливые формы, чем в серьезной литературе. Бульварная литература нашего времени предназначена для коммерческого культивирования, распространения и эксплуатации самых низменных форм поведения. И как раз порнография обращается к самым низменным склонностям этого “худшего из скотов”, как Платон и Аристотель называли развращенное человеческое животное. Мир этой массовой литературы — это своего рода зверинец, населенный изнасилованными, изувеченными и убитыми женщинами и мужчинами-самцами, превосходящими своим скотством любого дикаря, а похотливостью — самое похотливое животное; здесь мужчины и женщины одинаково тверды в циничном презрении к человеческой жизни и человеческим ценностям. И особенно симптоматично то, что многие из этих человеческих тварей как будто находят удовольствие в таком образе жизни, подобно тому, как надо полагать, им наслаждаются читатели. Этот дантовский ад дешевых возбуждающих средств описывается в самых привлекательных красках. Вместо разоблачения его мерзости и гнилости авторы сексуального чтива поражают читателя великолепием “сноровки”, “оргастических” изгибов, “динамичных” линий, неистовых страстей и “неограниченной свободы” делать все, что захочется.

Детально описывая различные виды техники секса, яркие сцены поцелуев, объятий и совокуплений, и при этом страшно драматизируя насилие и другие сексуальные извращения, эта расцвеченная порнографией бульварная литература деморализует и дегуманизирует миллионы читателей. У этой продукции круг читателей, как и сам ее объем, несравненно шире, чем у серьезной литературы. Это чтиво выбрасывается на рынок сотнями тысяч дешевых романов, многими миллионами различных журналов, эротических комиксов и историй с продолжениями. Садистские романы Микки Спиллейна проданы более чем в 25 миллионах экземпляров! Общий тираж подобного хлама насчитывает сотни миллионов. К тому же часть этого материала превращается в популярные фильмы, приносится в миллионы домов радио и телевидением, и даже инсценируется в театре. В общем и целом это чтиво стало в нашей жизни вездесущим, и каждый из нас постоянно, и во все большей мере подвергается его губительному воздействию.

Крупномасштабное производство и коммерческая эксплуатация этих пронизанных сексом книг были бы невозможны в том случае, если бы они не обращались к обычным литературным вкусам миллионов. Нравится нам это или нет, но одержимость сексом нашей литературы является безусловным и неприглядным фактом.

Серьезная американская живопись и скульптура были почти полностью свободны от сексуальных тем вплоть до XX века. Изображение важных персон и исторических сцен, символическое освещение таких тем как Гений или Природа, или таких мифологических и воображаемых сюжетов, как Летучий Голландец и Пегас; пейзажи и натюрморты; жанровые картины семейной жизни, урок музыки, или сельская почтовая контора; изображения индейцев и других групп — такими были основные типы живописи и скульптуры.

Только с появлением американского импрессионизма (18801910) и в особенности американского реализма “школы мусорщиков” (1900–1910), секс вошел в нашу живопись и скульптуру. Но даже и эти школы лишь изредка затрагивали эту тему и тогда трактовали ее с викторианской сдержанностью.

По мере приближения к нашему времени реалистические, экспрессионистские и сюрреалистические картины и скульптуры, изображающие сладострастные сцены и образы размножения и плодородия, становятся все более многочисленными и чувственными. Сегодня картины и скульптуры подобного рода можно встретить почти на каждой большой выставке. Если в абстрактной картине или скульптуре сексуальное содержание не передается визуально, то оно зачастую ясно обозначается в названии, данном автором своей композиции или изделию.

Общая тенденция нашей живописи, фотографии, скульптуры и других визуальных искусств — стремление к изображению человеческого тела во все более обнаженном и более чувственном виде.

В период Средневековья в передаче божественных и человеческих образов избегали изображения чувственного обнаженного тела. Вместо этого фигуры были обычно задрапированы с головы до ног. Если иногда изображались обнаженные фигуры, как например в картинах или резных образах Распятия или младенца Иисуса, то их нагота была аскетичной.