Юрий Рюриков - Мед и яд любви

Психологические линзы, которые в миллионы раз увеличивают размер любимого человека, вырастают еще в душе младенца. Фантастические, обманные пружины взрослой любви рождаются в людях как самое точное, самое зеркальное отражение материнской роли для малыша. Эти сказочные и подсознательные пружины входят во взрослую любовь как перенос беспомощного младенческого обожествления матери на любимого человека. В каждой нашей любви горит отблеск самой первой, самой сильной, самой коренной любви человека — любви к матери, которая делает его человеком…

И раз это так, то детская любовь к родителям — не только детская любовь, но и еще что-то сверх нее — как бы репетиция, как бы подготовка взрослой любви. У психологии чувств есть, видимо, закон: всякое раннее чувство — это и породитель более позднего, создание струн для него. Поэтому детская любовь к родителям — это и выращивание будущей взрослой любви, закладка ее глубинных фундаментов. И можно, пожалуй, сказать: какой была у человека детская любовь к родителям, такой во многом будет и взрослая любовь.

Во взрослой любви, как и в младенческой, любимый человек делается мировой величиной по той же причине: только он один во Вселенной создает уникальнейшую вещь, которую не способен создать никто, кроме него, — счастье.

Он один способен дать любящему — пусть ненадолго — маленькую личную утопию, маленький рай на земле. Именно поэтому он занимает в его жизни непомерное место — как бог для верующих, как мать для младенца, как звезда для своей планеты.

Гегель, видимо, недаром называл любовь религией сердца, а в древней Индии недаром считали, что любимый становится для любящего божеством. Под маской метафоры здесь таится глубокая психологическая истина — одна из главных загадок любви.

Сильная любовь — как бы культ любимого человека. Все, что он делает, думает, говорит, резко вырастает под увеличительным стеклом любви. Но именно потому, что любовь может дать огромное счастье, неразделенная любовь дает огромное горе.

«Можно ли преодолеть любовь? Как пережить ее и забыть? Как быть, когда любимый человек для тебя все, а он ушел, ушел к другой? И нет ничего: ни радости в доме, ни уюта, ни понимания друзей. Только тяжесть с утра до ночи, и надрывно болит сердце, а любовь даже и не слабеет. Меня ничто не интересует, я никого вокруг не замечаю, в душе какая-то вязкая тоска, и все засасывает, засасывает, не отпускает…» (Неля Д., Ставрополь, июнь, 1980).

Как грустно сказал современный юморист, чем неразделеннее любовь, тем ее больше. Несчастная любовь — это больная любовь, и она действует на нас как настоящая болезнь. Горе, тоска, гнетущее настроение — это не бестелесный туман, застилающий душу. В минуты горя происходит настоящее, буквальное отравление организма, и душевная боль, которую испытывает человек, — это и настоящая физическая боль нервов. Многие, наверно, слышали выражение «адреналиновая тоска»: в моменты горя в кровь человека выбрасываются резко возросшие потоки адреналина, они, видимо, дают и усиливают гнетущую и совершенно физическую тяжесть, от которой «ломит душу», «рвет сердце».

Каждая клетка организма утяжеляется, тело набухает гнетом тяготения; так бывает в болезни, когда резко ослаблена выработка здоровой жизненной энергии — энергии антитяготения, взлета, которая делает нас легкими, полувоздушными… Энергетика тоски — род больной энергетики, и когда она царит в человеке, нехватка светлой, легкой энергии усиливается избытком темной, тяжелой энергии.

В XI веке знаменитый Авиценна — Абу Али Ибн Сина — исцелял юношей, которые таяли от несчастной любви, теряли сон и аппетит. От недугов любви он лечил их любовью — от подобного лечил подобным. Стала легендой история, когда ни один врач не мог вылечить уже почти бездыханного принца, потому что никто не нашел причину его болезни. Ибн Сина догадался, что болезнь вызвана его робкой и безгласной любовью, настоял, чтобы родители принца посватались к возлюбленной, — и вернул юношу к жизни.

Он умел распознать, кого любит упорствующий в молчании юноша. В «Каноне врачебной науки» (1020 г.) Ибн Сина писал:

«Любовь — заболевание вроде наваждения, похожее на меланхолию… Определение предмета любви есть одно из средств лечения. Это делается так: называют много имен, повторяемых неоднократно, а руку держат на пульсе. Если пульс очень изменяется и становится как бы прерывистым, то, повторяя и проверяя это несколько раз, ты узнаешь имя возлюбленной.

Затем таким же образом называют улицы, дома, ремесла, роды работы, родословия и города, сочетая каждое название с именем возлюбленной и следя за пульсом; если он изменяется при повторном упоминании какой-либо из этих примет, ты собираешь из них сведения о возлюбленной, о ее уборах и занятиях, и узнаешь, кто она…

Если ты не находишь другого лечения, кроме сближения между ними, дозволенного верой и законом, — осуществи его» (Цит. по книге: Гагарин Ю., Лебедев В. Психология и космос. 3-е изд. М., 1976.)

В ФРГ произошел анекдотический случай, который обошел всю печать мира. Молодой служащий, получив «нет» в ответ на признание в любви, буквально заболел от душевных страданий. Заболел так, как болели от несчастной любви в «Тысячи и одной ночи», в арабских и персидских преданиях и поэмах, в индийской и европейской рыцарской литературе средних веков. Несколько дней он чах, таял, не мог есть, пить, ходить — и хозяин уволил его за прогул.

Молодой человек подал в суд, суд назначил экспертизу, и экспертиза решила: любовное страдание — вид нервного шока, болезнь, которая требует лечения, как и все нервные расстройства. Суд постановил считать причину прогула уважительной, и молодой человек был восстановлен на работе.

Умирающая любовь может агонизировать долго, и если ее не лечить — радостями, отвлечениями, новыми увлечениями, — она может сделаться хронической и мучить человека долгие годы. В нас как бы умирает раздробленный кусок души, и как тело, у которого отрезало руку, так и душа, у которой отрезало любовь, жестоко страдает от увечья.

Что происходит в это время в нашей психике, как именно рушится, распадаясь на осколки, главный из воздушных замков нашей души? Мы видим только отдаленное эхо глубинных и очень многоэтажных сдвигов, которые совершаются в наших недрах, а их больную суть, их вывихнутое живое строение мы не знаем.

Наверно, придет время, когда психологи будут относиться к несчастной любви как к «любовному неврозу»; они станут изучать запутанную мозаику гибнущих ощущений, больные слияния нервных токов — то, что составляет агонию любви. Тогда-то (патология открывает скрытое в норме) могут раскрыться и кое-какие загадки самой любви — чувства, сотканного из загадок.