Дмитрий Сулимов - Мои жизни, мои смерти, мои реинкарнации

После окончания школы я поступил в механический техникум. Да, механика была моим призванием, учёба доставляла мне радость и чувство глубокого внутреннего удовлетворения. После окончания техникума я пошёл работать на тот же завод, что и мой отец. Я был счастлив, ведь я становился, фактически, творцом-создателем новой, невиданной до селе жизни, и когда из моих рук выходили механизмы, которые жили, дышали, двигались, полные совершенной гармонии, я чувствовал себя подобным Богу, который вдохнул жизнь в некогда мёртвую материю. Что может быть восхитительнее!

Когда пришло время, я пошёл во вновь возрождавшуюся немецкую армию. Меня призвали в авиацию, механиком-мотористом. Я помню картинку: мы, пять или шесть человек, в чёрных комбинезонах обслуживающего персонала, стоим плечом к плечу перед офицером, дающим нам какие-то указания. Офицер одет ещё в старую форму Кайзеровской империи. За нами стоит большой, почти чёрный, самолёт-биплан, кажется истребитель. И я счастлив… Жизнь и работа были практически такими же, как и на заводе, но самолёты просто заворожили меня. Когда запускали мотор, эти творения инженерной мысли и конструкторского гения, исполненные гармонии и совершенства, превращались в живых существ, в крылатых демонов, которые летали меж облаков, как птицы, разнося своим радостным криком весть всему миру о своём восторге жизни. Что ещё может вызвать такую волну эмоций, как самолёт, летящий в поднебесье?

Самолёты стали частью моей души, и я однозначно решил для себя, что с ними будет связана вся моя жизнь. После армии я поступил в авиационный институт, годы обучения в котором промелькнули, как миг, на одном дыхании, и я, одержимый своей идеей, вышел в жизнь, полный восторга от предвкушения предстоящей работы. Что может быть лучше, чем жизнь, наполненная смыслом своего существования?! Что может быть важнее, чем дело, которому можешь отдать все свои силы, и когда, видя результат твоих трудов, они возвращаются к тебе во сто крат возросшими?!

В Германии создавалась новая, мощная промышленность нового вида боевой техники, какой ещё не было на земле никогда ранее. Я был счастлив в своей работе. Я быстро продвигался по служебной лестнице, прыжками, и годы мелькали, как мгновения. Работа приносила только радость, и жизнь была как ощущение сплошного, овеществлённого счастья. И счастье это было ценно не только самим своим фактом, но и тем, что я, будучи грамотным инженером-технологом, стал хорошим авиационным специалистом, уже интуитивно чувствующим этот предмет. Я знаю весь технологический процесс сборки до последнего нюанса, а наши истребители — до последнего винтика, до последней заклёпки. Восприятие самолётов у меня перешло уже в область чувств и ощущений. Я воспринимаю их уже как живых существ: я чувствую, как они дышат, как в полёте изгибаются их тела, как воздушные потоки омывают их корпуса и конечности… И главное, — я уже имею авторитет в обществе, и пользуюсь заслуженным уважением в нашем сплочённом кругу.

Мой немецкий педантизм развился во мне до такой степени, что если какая-то мелкая деталь в стройном облике идеальности выделялась из общего совершенства, нарушая гармонию, это вызывало в моей душе глубокое чувство дискомфорта, заставляя бурлить и возмущаться всё моё естество. Только совершенство до последней детали вызывало во мне удовлетворение.

Для немца, по большому счёту, не имеет значения, сколько времени было потрачено на изделие — час, день, месяц, год… Он — творец-создатель, облекающий свою одухотворённую мысль в плоть и кровь, по сравнению с которым время, — всего лишь условность. Время вообще не имеет значения перед творением рук человеческих, эстетически превозносящим жизнь, набрасывая на остов мёртвой материи покрывало материализованного духа. Качество — вот критерий затраченного времени.

Однажды я встретил девушку, образ которой поразил моё воображение своим совершенством. Её звали Марта (условно). Стройная, тонкая, точёная фигура, тонкие черты лица, короткая, мальчишеская стрижка чёрных волос, и бесконечность в чёрных холодных бездонных глазах. Удивительная гармония внешнего облика и внутреннего, стройного как кристалл, духовного мира, поразили, просто околдовали меня. Я сразу понял, что она станет моей женой. Даже если я буду потом об этом жалеть, она будет моей, во что бы то ни стало. И я добился своего. Работа, которой я отдавал всю свою энергию, и которой я жил, жена, глядя в глаза которой я видел смысл мироздания, и великая идея, сплотившая нашу нацию. Вот для чего стоит жить и умереть! Разве можно было не быть счастливым в этой стране?!

Где-то в середине 1938 года я, в составе небольшой группы немецких авиационных специалистов был направлен в союзную нам Японию для «обмена опытом». Таких групп, видимо, на авиазаводы Японии было направлено несколько — по одной на каждый конкретный объект. Тот авиационный завод, на который попал я, не произвёл на меня никакого впечатления. Опытом, впрочем, пришлось обмениваться только нам в одностороннем порядке, поскольку авиапромышленность Япония явно, и очень сильно отставала от нашей. Фактически же нам пришлось участвовать в её строительстве и модернизации. Но сама Япония произвела на меня потрясающее воздействие. Я попал в сказочную страну из нереальных снов, затерявшуюся во времени, где люди живут по заветам минувших столетий, а понятия о чести и достоинстве руководят их поступками как непреложный закон, и где честь — важнее, чем жизнь. Из механизированной, урбанизированной Европы я вдруг попал в совершенно другой мир, полный философской мудрости, испоконвечных преданий, сказок и легенд. Я был как маленький мальчик, попавший в антикварную лавку, полную таинственных и волшебных предметов. Моё сознание как бы провалилось в безвременье прошлых столетий, и я ходил по лабиринтам узких улочек, как завороженный, забыв про всё на свете, — и про существование далёкой и какой-то нереальной теперь Европы, и про какую-то работу, и про то, что существует вообще что-то, кроме этого сказочно-призрачного мира.

В этой волшебной стране я встретил ту, которую, кажется, уже знал когда-то давным-давно, ту, которой принадлежала вторая половина моей души, унесённой в другой мир. Её звали Уоми (условно). Дочь японского авиационного специалиста, которую я увидел на очередном «приёме» в честь немецких гостей (собственно, большое чаепитие), данном на этот раз её отцом. Возникло странное, необъяснимое ощущение духовной, родственной близости между нами, когда я её увидел, полностью отключившее меня от реальности. Моя душа зазвучала всеми струнами, не чувствуя, не замечая своей физической оболочки. Я не видел и не чувствовал ничего и никого вокруг, кроме неё. Уже потом, когда я оказался у себя в номере, я стал думать, какое впечатление своим странным видом я мог оказать на её семью и всех присутствующих. Вероятно моё состояние тогда очень красноречиво говорило о моих чувствах, ибо с того раза я часто стал замечать улыбки и смешки моих товарищей и ловить на себе вопросительно-недоумённые взгляды шушукающихся между собой японских инженеров при моём появлении. Не представляю даже, как это всё выглядело со стороны, но с того раза я каждый день после работы стал встречаться с ней.