Гарри Гантрип - ШИЗОИДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И САМОСТЬ

Однако, вероятно, можно сказать кое-что еще по поводу точки зрения Хоума, что наука может иметь дело лишь с неодушевленными объектами, или с живыми объектами, как если бы они были неодушевленными. Есть захватывающий отрывок в книге Биона, «Научение из опыта», глава 6. Он называет чувственные впечатления β-элементами, которые гипотетическая α-функция перерабатывает в α-элементы, мысли, которые могут использоваться. Он говорит о некоторых пациентах, что «избегание опыта контакта с живыми объектами посредством разрушения а-функции» делает таких людей неспособными иметь взаимоотношение с чем-либо, помимо автомата, т.е. неодушевленного объекта. Он затем замечает:

«У некоторых ученых, чьи исследования включают в себя жизненный материал, способ мышления схож с мышлением тех пациентов, которые видят в мире только неодушевленные объекты. Нарушение мыслительных процессов у таких пациентов приводит к доминированию ментальной жизни, где их мир населен неодушевленными объектами. Неспособность со стороны даже наиболее продвинутых людей в полной мере использовать свое мышление, так как способность думать недостаточно развита у всех нас, означает, что область научного исследования ограничена распространенностью традиционного подхода к исследованию любых объектов как неодушевленных. Мы утверждаем, что психотическая ограниченность обусловлена болезнью; но аналогичная ограниченность ученого таковой не является... Представляется, что наш способ мышления адекватен исследуемой реальности, когда объект является неодушевленным, а не тогда, когда объектом исследования является феномен самой жизни. При столкновении со сложностями человеческой психики аналитик должен быть осмотрительным в следовании даже признанному научному методу; его способ мышления может быть ближе к способу мышления пациента, чем это способно признать поверхностное исследование».

Бион видит, что традиционная наука склонна к деперсонализации человека, или, говоря словами Вордсворта, «мы убиваем, чтобы анализировать». По всей видимости, психотические и научные ограничения встречаются у шизоидного интеллектуала (а таковых много среди ученых), который может размышлять лишь о неодушевленных объектах, а не о живых субъектах, ибо он испытывает чрезмерную базисную тревожность, чтобы пойти на риск идентификации и разделения опыта. Для него, как для могущественных политиков, люди — это вещи. Хоум может считать Биона своим могущественным союзником. Наука ограничена исследованием неодушевленных объектов, что, по всей видимости, подразумевает, что некая другая разновидность мышления должна иметь дело с живыми субъектами.

Тем не менее, я предпочитаю принять проницательное наблюдение Биона по поводу природы научного мышления, или мышления в русле «естественной» науки, и выяснить, не может ли быть расширена концепция науки до включения в нее исследования «живых субъектов». Бион приводит причину, по которой наука в течение столь долгого времени остается связанной с идеологией научного материализма, которую МакМюррей описывал как не научную и не философскую, а как популярный предрассудок, основанный на престиже науки. Но этот предрассудок может иметь более глубокие причины; частично эмоциональные, в том отношении, что люди чувствуют себя более безопасно, когда они думают о материальных фактах, но в большей мере, согласно Биону, из-за ограниченности нашей способности обдумывать факты вне сферы неодушевленного. «Радиус действия» нашей способности «переживать» намного больше, чем «возможность» нашей интеллектуальной способности объяснять. А с этим связано интеллектуальное унижение в связи с тем, что мы не всегда проявляем себя «мыслителями». В соответствии с этим многие естественнонаучные исследователи считают гуманитарные науки, такие как антропология, социология и психология, либо низшим сортом знания, либо не наукой в подлинном смысле этого слова. Критик Тейяра де Шардена неодобрительно относился к его претензии считать себя ученым, потому что антропологические исследования последнего не имели той точности, которая требуется от наук с их математическим инструментарием. По этой самой причине психологии, в ее борьбе за научный статус, всегда приходилось сталкиваться с попытками редуцировать ее до чего-то меньшего, чем психология, — неврологии, биологии или физиологии. Нам известно о той громадной борьбе, которая шла в душе Фрейда, за движение в противоположном направлении.

Мы не можем, однако, свести психодинамику к психобиологии. Из этого вовсе не следует, что мы игнорируем подлинный вклад биологии, как, например, касающийся проблем наследственности, но при этом стараемся избежать мыслительной путаницы, проистекающей от двух различных уровней абстракции. Например, такие термины, как «смысл» и «переживание», принадлежат к психологическому уровню. По-моему, биология имеет дело не с живым созданием как с «субъектом», переживания и действия которого имеют смысл как для него, так и для других, а с объективным феноменом, который должен скорее изучаться извне экспериментальными методами, нежели оцениваться изнутри посредством сходных методов. Биология для большинства ученых, несомненно, означает нечто биохимическое, так же как психология для ученых-материалистов означает нечто психофизическое. Мне кажется, что в этих сложных терминах важными компонентами являются «химический» и «физический». «Био» и «психо» добавляются в качестве утешительных призов. Несмотря на могучую поддержку аргументации Биона, что научный интеллект слишком ограничен, чтобы иметь дело с чем-либо, что не является неодушевленным, я бы не стал проводить различия, как это делает Хоум, между «живым» и «неживым» как областями исследования соответственно психодинамики и физической науки, ибо это, как мне кажется, указывает лишь на различие между химией и физикой. Нас больше заботит различие между просто живым и личностным, т.е. между личностным и доличностным и безличностным: ибо имеются формы существования, которые являются живыми, но с точки зрения психодинамики не представляют для нас никакого интереса, так как они не личностные (такие как блохи, насекомые, москиты и растения). Нас интересует изучение «личности» с таким уровнем абстракции, на котором мы говорим о человеке не как о «вещи» или «организме», а как об «уникальном индивиде». Мы говорим о личности лишь тогда, когда имеем в виду ее взаимоотношение с окружающим миром и с самой собой осмысленным образом. Различие между этими двумя уровнями мышления ясно видно из того факта, что человек ничего не значит для материальной среды вокруг него, но что эта же среда является для него значимой. Я ничего не значу для гор Clencol , но они очень много значат для меня. Методы традиционной науки не были приспособлены к тому, чтобы иметь дело с «личностью», с уникальным и индивидуальным «субъектом» значимого опыта. Психодинамика — это наука о персональном субъекте, а не просто об объектах. Психодинамика является пробным камнем в отношении того, будет ли психология как таковая действительно признана в качестве науки.