Лада Лузина - 13 женских проблем и способов их решения

Подумайте, разве у них есть подобное право выбора?

То-то и оно…

Современная дама заняла чрезвычайно хитрую стратегическую позицию. У нее есть возможность кокетливо заявить: «Ну я же женщина!» и пользоваться всеми вытекающими отсюда поблажками. Так же как, гордо отрезав: «Я личность!», вести себя с мужчиной на равных. И ни в том ни в другом случае он ничего не сможет ей возразить.

Оттого-то, когда кавалеры называют меня «хорошей девочкой» и пытаются погладить по голове — я больше не оскорбляюсь. Напротив — опускаю глаза и делаю беззащитный вид.

Ибо в душе ужасно сочувствую им — загнанным в угол, — у которых даже вариантов нет: «Быть или не быть мужчиной?»

Ах! До чего же они, бедные, с нами не равноправны!

Однажды я поразила свою приятельницу в самое сердце, обронив: «Разве ты не шлюха?» (я употребила другое, более звонкое слово, но, так уж и быть, смягчу без того острую тему).

В вопросе моем не было и тени наезда — он был задан милым и дружеским тоном. Просто мне всегда казалось: намного удобней называть вещи их именами, чем врать себе, что твоя зависть — белая, вранье — почти правда, а мужик, чья задница тебе приглянулась, — твоя инфернальная страсть…

Но, по всей видимости, моей приятельнице так никогда не казалось. Она задумалась и начала рассуждать вслух: «Если у меня есть любовник, с которым я сплю. И бывший любовник, с которым я сплю иногда. И муж… Что ж это, получается, я действительно шлюха?» «Нуда, — ответила я. — А тебе никогда не приходило это в голову?». «Нет», — честно сказала она, и вид у нее сделался страшно несчастным.

Когда-то, будучи незамужними теоретичками, мы сцепились с моей подругой в споре «Можно ли нам изменять нашим мужьям?». «Нет, — утверждала я, — зачем вообще идти замуж, если меня тянет бегать на сторону? Или оставайся свободной и бегай туда-сюда сколько хочешь, или иди в загс, но тогда уж не изменяй». «Но почему нельзя? — недоумевала она. — Если муж не узнает, он не расстроится.

А кого-то на стороне я осчастливлю, дам ему любовь, тепло, суперсекс. Что же в этом плохого?»

Не буду приводить мой длинный ответ — то тема другой статьи. Ее вопрос поразил меня куда больше. «То есть как это что? — заморгала глазами я. — Ты правда не понимаешь?»

Тут надо прибавить, что моя подружка была самой честной из всех. Периодически, например в понедельник, она прямо заявляла: «Да, я, конечно, типичная б…» (то есть шлюха). Что отнюдь не мешало ей ближе к пятнице доказывать мне: она — хорошая девочка. И сие вопиющее противоречие — не ее эксклюзив. Оно — лишь отражение нынешней морали и нравственности, двойственной, спорной, мятущейся, меняющей мнение в зависимости от ситуации, дня недели и темы ток-шоу и попросту неспособной предоставить нам хоть какие-нибудь конкретные правила.

Изменять мужу плохо? Ну, вроде бы да… Но если замужняя героиня кинокартины влюбляется в героя, вскипает от страсти, как чайник, и бросается во все тяжкие, мы обеляем ее. Изменять по любви — уже хорошо. А плоха уже не измена, а ханжеская мораль!

Примерно так же рассуждала моя приятельница. Она любила мужа (по-своему), любила (по-своему) бывшего любовника, при виде третьего ее просто трясло. И с точки зрения современных «лав стори», все ее поступки были оправданными, не омраченными «плохо»… Аккурат до тех пор, пока она не осознала, что спит одновременно с тремя, и не напоролась на логический вывод: «Что ж это, получается, я действительно шлюха?»

В моем романе «Киевские ведьмы. Выстрел в Опере» одна из героинь попадает в 1911 год, где законы о чести жестки, как корсет. «Забеременела — лезь в петлю, потому что аборт спокойно сделать нельзя. Раз с мужиком переспала — иди на панель. Ушла от мужа — бросайся под поезд, как Анна Каренина. Женщины рабы вашей чести…», — возмущается она.

Но, немного подумав, изрекает: «По их меркам, все наши барышни — проститутки! Все спят с кем попало. И это не мешает им считаться порядочными. У меня было больше 29… Но по нашим понятиям, я не шлюха. Так, слегка легкомысленная… За это мы и боролись: за наше право на проституцию?»

Вот палка о двух концах, обоюдоострая. С одной стороны, возможность сделать аборт освобождает от рабства. Заявление «это любовь» — от ответственности. Кодекс чести нынешней дамы сомнителен настолько, что во избежание путаницы само понятие «честь» практически вычеркнуто из лексикона. Никто давно не размахивает ею, как флагом. Над миром реют иные стяги: «Классный секс», «Роковая страсть», «Обязательно переспите до свадьбы, иначе как вы узнаете, подойдете ли вы…» Девственность и целомудренность вызывает насмешки даже у мужчин!

Не мудрено, что мы недоуменно вопрошаем: «А что такого дурного в измене? Если двоим хорошо в постели, как это может быть плохо? Если у нас классный секс, какая разница, как его зовут?» Ведь шоу-бизнес, кино, романы, телепрограммы заранее оправдывают любой наш поступок! Нам точно загодя подстилают соломку под все места, дабы падать было не больно…

И все-таки стоит озвучить вопрос «Разве я не шлюха?» — мы падаем и недоуменно трем ушибленное место. Поскольку — вот любопытно! — признавать, что ты б…, все же не хочется. Хочется переспать с двумя сотнями, сделать десять абортов, напиваться и отправляться в постель с первым встреченным мачо — и оставаться хорошей девочкой. Но не получается.

И вроде каждый твой поступок в отдельности можно легко оправдать, размахивая статьями по психологии, приведя цитаты великих, сюжеты любимых фильмов. Секс, страсть, «женщина имеет право» — мгновенно встанут на нашу защиту, как адвокаты. А логика все равно против нас! Взглянув на свою амурную жизнь через плечо, другого слова не подберешь. Ну, шлюхи мы, шлюхи. Причем узаконенные.

Некогда феминистки, бывшие в основе своей по совместительству революционерками, сняли корсеты, подстриглись, закурили, устроили октябрьский переворот и первым делом отменили унижающий женщину закон о легализации проституции… Естественно! Кому сейчас нужен бордель на Крещатике, если достаточно пройтись по нему, и ты можешь подцепить пару совершенно порядочных барышень совершенно бесплатно?

Но, как по мне, укладываясь с кем-то сдуру в постель, проще честно сказать себе: «Я типичная б…». И быть ею, если ты — такая.

Нам разрешили!

Или не укладываться, если быть шлюхой тебе все же не хочется.

Ибо на поставленный мною вопрос ответить себе можешь одна только ты.

«Не знаю, что делать, — сказала знакомая. — Так не хочется делать аборт… Но и рожать я сейчас не могу. Что посоветуешь? Ты ж наверняка писала об этом» «Как ни странно, но нет», — удивленно ответила я.

За десять лет работы в «Женском журнале» я перебрала все классические женские проблемы, но ни разу не поминала аборт. Быть может, потому что никогда не сталкивалась с ней лично. А может оттого, что с юных лет по сей день мое мнение было и осталось неизменным, укладывающимся в одну строчку: «Никто, кроме женщины, не вправе решать, рожать ей или нет». Но хотя, согласно статистике, большинство граждан страны придерживаются подобной позиции, многие исповедуют прямо противоположную, выраженную не менее кратко: «Аборт — убийство. Их нужно запретить законом. Забеременела: хочешь — не хочешь, рожай. И точка!»