Владимир Дружинин - Варианты жизни. Очерки экзистенциальной психологии

Железные двери и сейфовые замки не защищают ни от воров, ни от грабителей. Стая бандитов может напасть на ваш ларек или офис, да и случайные пули находят случайные же мишени. Одной из мишеней может оказаться каждый.

Могучие правоохранительные органы могут задержать вас по подозрению. Один мой знакомый, кандидат наук, сотрудник академического института с примечательной нордической внешностью, трижды в течение двух лет задерживался на улице московской милицией. Последний раз – по подозрению в изнасиловании несовершеннолетней. Благо – на опознании все закончилось адекватно.

Но от тюрьмы и от сумы зарекаться не стоит. И не исключено, что кого-то ждут места предварительного заключения (их посетили многие – от бомжей до олигархов) или собственно тюрьма и лагерь.

Если человека не добьет несправедливое обвинение и приговор, то лагерная система завершит дело. Заключенный может быть действительно виновен. Приговор может быть справедлив, а преступное деяние раскрыто, но жизнь за тюремными стенами от этого не становится иной. Она существует как система независимо от воли человека, вовлеченного в нее и, как щепку водоворот, затягивает личность в пучину.

«Этапник попадает в волчью стаю, в которой незаметно для себя становится волком. Ведь чего-то добиться, доказать, исправить здесь невозможно.

Вот заткнут мгновенно, и попадешь в немилость, наденешь клеймо нарушителя. Остается либо приспосабливаться, либо нарушать. Людей приучают юлить, вилять, надевать шкуры то волчьи, то овечьи, то собачьи, прикрывая свою личную… Так и копится злость, ненависть ко всему. Никакого сочувствия друг к другу, никакой помощи, поддержки в трудную минуту. Все это наоборот пресекается администрацией … Нам остается освободиться и находить себе друзей таких же или слабых душой, из которых можно лепить что угодно. В конце – возврат к прошлому и больше ничего.

Администрация обращается к нам на языке, ничуть не отличающемся от нашего. Разбрасывают маты, оскорбления, от которых места себе найти трудно, а ответить ничем нельзя. Только сорвать злость на другом или перескрипеть зубами. А злость все копится…» [49]

Это письмо одного из многих заключенных. Даже читателю, не знакомому с техникой контент-анализа текстов, видно, насколько содержание письма соответствует описаниям психологического состояния личности, поневоле оказавшейся в системе, где жизнь направлена против самой жизни, взятым из других источников и полученным в результате психологической интерпретации.

Человек-заключенный начинает ненавидеть всех людей и весь окружающий мир. Главная эмоция – злоба. Он стремится других («податливых») сделать такими же, как он, подчинять, чтобы срывать на них ненависть к миру. Будущее для него похоже на прошлое, и другой жизни не предвидится.

Исчезают два состояния времени: настоящее и будущее. Человек живет лишь в прошлом, такова отрицательная сила глобальной психологической травмы. В отличие от посттравматического стрессового расстройства, при котором «черная дыра» травмы связана с конкретным событием и существует в подсознании как бы автономно от сознательного субъекта и проявляет себя спонтанно в ситуации, похожей на травмировавшую, – эта травма охватывает всю личность. Человек чувствует ненависть, разрушительную злобу по отношению к людям и жизни вообще.

Поскольку мир не может измениться, прошлое все время воспроизводится в настоящем и будет воспроизводиться, единственный способ избавиться от травмы – уничтожить (сразу или постепенно – как удастся) этот мир. Жизнь становится борьбой. Человек объявляет войну окружающему миру, но при этом объявляет войну и себе, так как он часть этого мира и не может без него существовать.

«Антимиры» существуют на Земле, и не только в воображении поэтов или научных фантастов. «Антимиром» назвал уголовную среду Варлам Шаламов.

В войне против всего и всех не может быть победителя: объявивший эту войну всегда в проигрыше, поскольку ни всех людей, ни саму жизнь он уничтожить не может. Даже если он достигнет цели тотального разрушения, в его памяти зафиксировавшееся прошлое останется и будет воспроизводить в субъективной реальности человека страшный, ненавидимый им внешний мир. Остается единственный выход – лишить жизни себя или потерять память, совершив либо психологическое, либо физическое самоубийство.

Параноик подозрителен, он в каждом подозревает врага; он расставляет сети и ждет, пока человек попадет в ловушку; он жаждет подтверждения своих подозрений, чем создает улики и пользуется ими. Но патология в данном случае нам не подсказчик. Человек, выбравший путь борьбы против жизни, не сомневается, что мир жесток и враждебен, все люди – враги, которые не проявили свои звериные инстинкты лишь потому, что не сложилась ситуация. Жизнь – зло в прошлом, в настоящем и будущем. И не важно, ощущает ли он это до конца и способен ли выразить словами свое негативное мироощущение, важно, что ощущение существует и определяет поведение и отношение к жизни в целом.

Какое бы дело человек себе ни выбрал, в какую бы группу ни вступил, он будет стремиться к разрушению и, явно или неявно, провоцировать вражду всех со всеми.

Варианты жизни являются социальными изобретениями. Их активно воспроизводят, им подражают, их выбирают, но зачастую они навязываются. Тем страшна «жизнь против жизни», что она распространяется, как чума, и у нас нет вакцины против «расширенного воспроизводства» насилия. Обиженный, озлобленный человек готов мстить за свои обиды всему миру. Молодого Наполеона преследовали и унижали сокурсники по военному училищу, за эти обиды заплатили жизнями на полях сражений миллионы европейских юношей.

Что изобрело человечество, чтобы руками своих представителей уничтожать самих себя! Какие версии «жизни против жизни» навязывает нам прошлое, чтобы разрушить настоящее и лишить будущего?

Первый, самый распространенный и самый чудовищный вариант – война. Арон Коупленд в книге «Солдат и война» анализирует поведение в бою, эмоции и чувства, которые испытывают люди по своей воле или поневоле оказавшиеся в окопах. По его оценкам, не более 15% солдат принимают активное участие в сражении, т. е. совершают хоть какие-то целенаправленные действия для достижения общего успеха и поражения врага. Большинство активных участников боевых действий признается, что убить врага, которого встречают лицом к лицу, даже если он может убить вас, крайне трудно. У нормального, «среднего» человека, что бы о том ни говорили специалисты-этологи, последователи К. Лоренца, существует пресловутый психологический барьер, который препятствует убийству представителя своего вида. Другое дело, что этот барьер может быть сломан. Глобальная травма – первая предпосылка к разрушению психологического барьера «не убий».