Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа

Эта информация напомнила мне о том, что первый симптом истерии — рвота — исчез, но приступ тревоги остался и наполнился новым содержанием. Это значило, что мы имели дело с истерией, которая была большей частью отреагирована. Поскольку вскоре она сообщила тете о том, что узнала.

— Рассказывали ли вы тете и другие истории так, как вы их понимали?

— Да, но не сразу, а немного позже, когда речь уже шла о разводе. Моя тетя тогда сказала: «Пусть это останется между нами. А если он станет чинить какие-то препятствия при разводе, тогда мы припомним ему все это».

Как я понимаю, с того времени один скандал в доме громоздился на другой, и недомогание Катарины перестало привлекать интерес ее тети, которая была теперь полностью поглощена своими ссорами — именно с того времени накопления и сохранения и закрепился в памяти этот символ.

Надеюсь, что наш разговор принес пользу этой девушке, сексуальная чувствительность которой была столь преждевременно травмирована. Больше мне не приходилось ее видеть.

Я не буду возражать, если кто-нибудь усмотрит в разрешении этого случая истерии, как он здесь описан, скорее разгадывание, чем анализ. Разумеется, пациентка принимала как вероятные все те вставки, которые я сделал в ее рассказ, но, тем не менее, ей не удалось идентифицировать их со своими прошлыми переживаниями. Случай Катарины типичен в этом отношении, так как во всякой истерии, вызванной сексуальными травмами, можно обнаружить те переживания предсексуального периода, которые на ребенка не оказали никакого воздействия, но позднее, когда к девушке или молодой женщине пришло понимание ее сексуальной жизни, приобрели травмирующую силу в качестве воспоминаний. Таким образом, отщепление групп психических переживаний представляет собой нормальный процесс в развитии подростка, и вполне понятно, что их последующее соприкосновение с «Я» создает благоприятные условия для психологических нарушений. Более того, мне кажется уместным выразить в данном случае определенное сомнение: действительно ли расщепление сознания вследствие незнания отличается от того, которое вызвано сознательным неприятием, и не обладают ли подростки более обширными познаниями в сексуальной сфере, чем им приписывают или чем они сами в себе предполагают.

Дальнейшее отклонение в развитии психического механизма в данном случае определяет тот факт, что сцена открытия, которую мы обозначили как «вспомогательную», заслуживает также названия «травматической». Ее воздействие определяется не только пробуждением предшествующего травматического опыта, но и собственным содержанием; поэтому ей можно приписывать характер и «вспомогательного», и «травматического» фактора. Однако я не вижу причины, по которой следовало бы отказаться от этого абстрактного различения (хотя в данном случае эти факторы совпадают), поскольку в других случаях этому различению может соответствовать расхождение во времени. Другая особенность случая Катарины, которая, однако, некоторое время уже была известна, обнаруживается в том, что в процессе конверсии образование феномена истерии не следует непосредственно во времени за травмой, но проявляется только после короткого периода инкубации. Шарко считает подходящим для этого отрезка времени название «период психической переработки».

Тревога, проявлявшаяся у Катарины во время приступов, имела истерическое происхождение, т.е. она воспроизводила то чувство тревоги, которое возникало при каждой сексуально-психической травме. Я также воздержусь здесь от освещения процесса, который мне регулярно приходилось наблюдать в большом числе случаев; я имею в виду то, что уже простое наблюдение сексуальных отношений вызывает у девственниц аффект тревоги.

В данном случае ярко проявились тонкость Фрейда в толковании характерных деталей, умение проследить их происхождение, а также его осторожность в том, что касается некритического принятия каких бы то ни было элементов поведения или рассказа пациента. Мы находим здесь блестящий пример применения Фрейдом своего метода исследования и неутомимого поиска психических механизмов, детерминирующих установки и поведение пациента.

Хотя процесс лечения как таковой в данном случае не происходил, в описании представлен проницательный анализ одного из наиболее загадочных и разрушительных человеческих недугов — паранойи, психического заболевания, для которого характерны устойчивые мании навязчивой подозрительности. Этот случай представлял особый интерес для Фрейда как ученого, поскольку казалось, что происходящее противоречит психоаналитической теории, а именно, тому положению, что паранойя является результатом борьбы пациента с усилением его гомосексуальных наклонностей. Не отваживаясь на любовные отношения с человеком своего же пола, параноик преобразует любовь в ненависть и подозрительность. В данном случае молодая женщина, как это очевидно, перешла от любви к ненависти в своем отношении к молодому человеку. Задача, которую поставил Фрейд, сводилась к тому, чтобы выяснить, не скрывал ли за собой этот по видимости гетеросексуальный конфликт гомосексуальную проблему.

Многие описываемые в газетах случаи вспышек агрессивного настроения у вполне миролюбивых до этого людей представляют собой проявления параноидных маний. Если бы паранойя была так же легко различима для некомпетентного в области психологии человека, как, скажем, обыкновенная простуда, это избавило бы от ненужных страданий множество людей.

Одной из характеристик параноидальной личности является склонность к сутяжничеству, т. е. использование судебных разбирательств для того, чтобы отомстить за воображаемый ущерб. Именно такой случай [4] «Описание случая паранойи, противоречащего психоаналитической теории». Для данного издания текст переведен с немецкого языка по изданию: S. Freud, Studienausgabe, S. Fischer Verlag, Fr. a. M., Bd. VII, 1973, s. 207—216. — Прим. перев. приведен здесь. К сожалению, не все адвокаты обладают такой проницательностью, как тот адвокат, который прибег к консультации Фрейда в данном случае.

Несколько лет назад один адвокат консультировался у меня по поводу случая, который вызвал у него определенные сомнения. Молодая женщина обратилась к нему с просьбой защитить от преследований мужчины, который втянул ее в любовную связь. Она сказала, что этот мужчина злоупотребил ее доверием тем, что с помощью тайных свидетелей сделал их фотографии, когда они занимались любовью, и что теперь в его власти опозорить ее посредством этих фотографий и принудить ее оставить свою работу. Ее адвокат был достаточно опытным для того, чтобы распознать патологическую подоплеку этого обвинения; однако, как он заметил, то, что часто происходит в действительности, кажется невероятным, и поэтому для него было бы ценным мнение психиатра по этому вопросу. Он обещал еще раз посетить меня вместе со своей подопечной.