Геннадий Аверьянов - Руководство по системной поведенченской психотерапии

Уже в 1937 году М. Шериф провел эксперименты для иллюстрации развития и устойчивости групповых норм. Выводы, сделанные ученым, сводились к следующему: самые фундаментальные впечатления и суждения о мире обуславливаются и диктуются непосредственным социальным окружением. С. Эш, вступивший в 40-х годах в полемику с М. Шерифом, в результате своих «опровергающих» экспериментов в 50-х продвинулся еще дальше, поскольку его испытуемые проявляли конформность, то есть соглашались с тем, что противоречило их фактическому восприятию, – либо считая свои восприятия ошибочными, либо не желая выглядеть «отщепенцами» 250. Знаменитые эксперименты С. Милгрэма, существенно приблизившего обстоятельства, в которых оказывались его испытуемые, к «реальным», стали настоящей бомбой 60-х. Люди в условиях его экспериментов продемонстрировали «чрезвычайно выраженную готовность» идти, следуя указаниям авторитета, «неизвестно как далеко» 251.

В 70-х Г. Тэджфел и его коллеги показали, что простое разделение людей на группы порождает внутригрупповой фаворитизм и дискриминацию по отношению к членам других групп вне всяких объективных на то предпосылок 252. Д. Дарли и Б. Лэтэнэ показали, сколь сильно влияет на поведение человека наличие свидетеля 253. Д. Дарли и К. Бэтсон продемонстрировали роль фактора актуального времени в поведении человека 254. Л. Фестингер ввел термин «когнитивный диссонанс», который обозначает собой ситуацию, при которой человек оказывается перед лицом двух противоположных аттитюдов [49](в экспериментах Л. Фестингер продемонстрировал, насколько существенное финансовое вознаграждение способно фактически изменять мнение индивида по тому или иному вопросу) 255.

В бесчисленном количестве виртуозных экспериментов было показано: не «установки», «взгляды» или «позиции» человека, но «ситуация», в которой он находится, определяет характер его поведения, направленность его мыслей и действий. Все попытки объяснить поведение человека при помощи личностных диспозиций были признаны несостоятельными, ответ о причинах того или иного поведения человека был найден и определен в терминах ситуационных влияний. Прежние потуги персонологов получили нелицеприятное название «фундаментальной ошибки атрибуции», а исследователи развернулись на 180 градусов и пошли дорогой, которую так последовательно и аргументированно отстаивали И.М. Сеченов, И.П. Павлов, А.А. Ухтомский и Л.С. Выготский за много десятилетий до этого!

На этом замечательном пути выяснилось, что, как утверждают Р. Нисбетт и Т. Уилсон, прямой доступ к когнитивным процессам в психике вообще отсутствует. Существует доступ лишь к идеям и умозаключениям, представляющим собой результаты подобных процессов, но которые не являются самими этими процессами 256. За полвека до появления этих «догадок» Л.С. Выготский писал: «Нам может казаться, что мы что-нибудь делаем по известной причине, а на самом деле причина будет другой. Мы можем со всей очевидностью непосредственного переживания полагать, что мы наделены свободной волей, и жестоко в этом обманываться» 257.

Иными словами, то, что человек «думает», и представляет собой самую большую загадку, поскольку локализуется его «мысль» в «схеме», где словам места нет. Впрочем, верно и обратное: там, где место есть словам (то есть в «картине»), нет места мысли. Очевидно, что человек не «думает» свои суждения, он их излагает (для себя ли, для других), формулирует и т. п., но не «думает». Когнитивный процесс пролегает «глубже», нежели словесные выражения каких-то его частей. При этом единственная фактическая, хотя, как правило, и неосознанная цель всех этих «формулировок» – есть попытка человека оправдать (или обосновать) какие-то свои поступки 258. А поступки его, может быть, и являются единственным «красноречивым» свидетельством того, что именно он «думает».

Однако узнать о том, что собственно он «думает», невозможно, даже если было бы реально возможно записать содержание его «внутренней речи». Причина этого лежит на поверхности, если принять во внимание тот факт, что «мысль» – это лишь удобная фикция, которая «куется» доминантами из того содержания, которое предлагается наличествующими динамическими стереотипами («интегральными образами», «сигналами», «значениями»). Иными словами, суждения и высказывания человека («картина») есть лишь «версия событий», причем самая тенденциозная из всех.

Более того, вся эта работа по созданию «версий событий» лишь обслуживает «схему» – то есть то, что происходит на том плане психического, где доминанты и динамические стереотипы, по большому счету, и решают свои задачи. «Человек, – пишут Л. Росс и Р. Нисбетт, – не отдает себе отчета в том, как он изменяет свои аттитюды, приводя их в соответствие с собственным поведением. Не наблюдает он себя и в тот момент, когда принимает во внимание источник возникновения возбуждения, решая, как чувствовать себя в ситуации, в которой подобное возбуждение возникает. Результаты бесчисленных экспериментов не оставляют нам иного выбора, кроме как согласиться с тем, что подобная высокоорганизованная ментальная активность протекает без ее осознания субъектом» 259.

Т. Уилсон и Д. Стоун продемонстрировали, что хотя у людей всегда имеются теории о том, что влияет на их суждения и поведение, они, как правило, абсолютно безосновательны 260. Что, впрочем, не отрицает того факта, что «картина» играет некоторую роль в действиях «схемы». А.А. Ухтомский рассматривал этот вопрос весьма подробно и выявил четыре функции «кортикального представительства доминанты» («картина»), важные для «схемы»: «Кора, – писал А.А. Ухтомский, – во-первых, констатирует наличное появление доминанты; во-вторых, запоминает опыт доминанты и, в-третьих, подбирает для доминанты экономические, адекватные, по возможности дальновидные и предупредительные раздражители» 261. Четвертая функция «кортикального представительства доминанты» – способность доминанты «восстанавливаться по кортикальным компонентам» 262.

А.А. Ухтомский указывал, что существуют два механизма торможения доминанты: первый – это «эндогенный ее конец», который следует всякий раз после достижения соответствующего результата, то есть цели, поставленной этой доминантой; второй – это «экзогенный конец доминанты», который можно наблюдать в тех случаях, когда у животного формируется новая, более сильная доминанта, функционально несовместимая с первой [50] 263. Далее А.А. Ухтомский делает следующее замечание: «Прямое торможение с коры, направленное на доминанту “в лоб”, достигается более трудно. Наверное, кора более успешно борется с доминантами, не атакуя их непосредственно, но создавая новые компенсирующие доминанты в центрах» 264.