Геннадий Аверьянов - Руководство по системной поведенченской психотерапии

2) «схема» (или подсознание) – это индивидуальная (принадлежащая данному индивиду) система динамических стереотипов и доминант разного уровня, существующих на правах «значений» («сигналов», «означаемых», «вещей») и отображающих фактическую действительность данного индивида, с искажениями и тенденциозностью, о которых было сказано выше. [74]

«Схема», в свою очередь, может быть подразделена на:

а) неосознанное – составляющие «схемы» – «значения» («сигналы», «означаемые», «вещи»);

б) бессознательное, которое является процессуальным составляющим континуума поведения, – это «значения» («сигналы», «означаемые», «вещи») в действии и само действие, организованное механизмами динамического стереотипа и доминанты.

Теперь настал момент, когда необходимо ответить на вопрос о том, «что» «движет» субъектом поведения в континууме поведения. Однако тут же возникают существенные трудности. Кажется, что феномены динамического стереотипа и доминанты позволяют полностью «перекрыть» все возможные варианты «причин» (мотивов) поведения (и адекватного, и неадекватного). Но они вовсе не проясняют вопроса о смысле поведения, то есть о том, зачем , с какой целью это поведение производится организмом. Вместе с тем, не ответив на этот вопрос, рассчитывать на целостное представление о психическом не представляется возможным.

И здесь мы сталкиваемся с весьма недвусмысленной попыткой исследователей обойти некий феномен, указание на который может поколебать стройность их теоретических концепций, а главное – посеять смуту в осмыслении сути человеческого существования, имя этому феномену – «инстинкт». Анализируя работы классиков, нетрудно заметить, что и И.П. Павлов, и А.А. Ухтомский с завидным упорством открещиваются от понятия инстинкта, как будто признание инстинктивности поведения человека действительно низведет его до ланцетника. «С физиологической точки зрения, – писал И.П. Павлов, – никакого существенного различия между тем, что называют инстинктом, и рефлексом найти нельзя» 302.

Впрочем, нельзя не отметить и следующий момент: если они и затрагивают эту тему, то речь идет только о различных инстинктах (пищевом, половом, оборонительном и т. д.), но никто из них не говорит о едином инстинкте самосохранения как о некой тенденции, некой генеральной линии, которая детерминирует психическое, организует его вокруг основополагающей задачи всего живого – сохранить и продолжить жизнь. Действительно, если расчленить эту задачу на отдельные составляющие, то мы получим некую хаотичную общность простых рефлексов, о чем неоднократно говорили и И.П. Павлов, и А.А. Ухтомский. По всей видимости, в начале ХХ века господствовала такая трактовка инстинкта, согласно которой последний – есть сложная наследуемая форма поведения, то есть поведение живого существа, которое не требует, как писал Л.С. Выготский, «выучки» 303. Однако для наименования таких форм поведения нет никакой необходимости в понятии «инстинкта», если мы пользуемся понятием «безусловного рефлекса», а потому скептическое отношение к этому термину со стороны И.П. Павлова вполне понятно.

С другой стороны, разве можно отрицать наличие этой «генеральной линии», разве можно не заметить, что все поведение живого существа, каждый механизм психического жестко подчинен именно этой задаче – выживанию? Стремление выжить – вот что стоит за каждым поведенческим актом животного, каким бы простым или сложным этот акт ни был. Именно в угоду этому стремлению и создается, и совершенствуется психическое, а потому понять последнее, устранив эту «ось», невозможно ни при каких условиях! Другое дело, насколько удачен сам термин, к нему действительно есть масса нареканий, но суть и значимость данного явления не становятся от этого меньше.

Более того, было бы, наверное, большой ошибкой думать, что эта тенденция, этот изначальный импульс – жить, бороться в меру своих сил за свое выживание – исключительная прерогатива нервной системы и психического. На всех уровнях иерархии живого мы встречаем всю ту же потребность – выжить. Уже одноклеточные существа проявляют удивительное рвение в этом вопросе, причем очень, в сущности, схожее и с высшими формами организации живой материи. Достаточно вспомнить амебу, которая проявляет то, что является, по сути, «пищевым инстинктом», отбирая из внешней среды только те элементы, которые ей необходимы, и устраняя из внутренней продукты метаболизма. Здесь уже есть и зачатки «оборонительного инстинкта», правда, в пассивной форме – амеба переходит в состояние цисты, если внешняя среда не благоприятствует ее жизнедеятельности (активную оборону продемонстрирует только гидра – один из первых многоклеточных организмов). Наконец, есть у амебы и «половой инстинкт», выражающийся в знаменитом делении. Разумеется, несмотря на эту весьма обильную инстинктивную деятельность, нервной системы и психики у амебы нет, однако искомая тенденция выживания очевидно наличествует.

Именно эта тенденция выживания и есть тот генеральный план, нацеленный на конечный результат – жить и продолжить жизнь, согласно которому отстраивается все живое. Согласно этому генеральному плану отстраивается и психическое, которое, вне всякого сомнения, является лишь одним из эволюционно выработанных приспособлений, обеспечивающих этот «полезный результат». И уже И.М. Сеченов говорит о «чувстве самосохранения», которое, в отличие от простых, рассматриваемых нами рефлекторных актов, служит не «розничным целям организма», а «обеспечивает валовые выгоды тела, сохранение его целиком» 304.

При этом нельзя не признать, что самый что ни на есть настоящий «инстинкт» незримо и неотступно присутствует в указанных теориях, но «по умолчанию», а попытки авторов редуцировать его до «рефлекса» – это не более чем терминологическая игра [75] 305. И.П. Павлов говорит о том, что деятельность коры и подкорковых центров «обеспечивает наиболее полное соответствие с жизненной обстановкой животного» 306, а А.А. Ухтомский предпочитает в этой связи говорить об «изменении» поведения в соответствии с «изменяющимися условиями» среды 307. Иными словами, речь идет об адаптации живого организма к условиям его существования, а целью этой адаптации приходится признать выживание , то есть примерно то, что с легкой руки эволюционистов именуется «инстинктом самосохранения».

Сохраняя нарочитый нейтралитет в отношении понятия «инстинкта», И.П. Павлов предлагает не «систематизировать» разнообразные инстинкты, поскольку все они (от пищевого до полового) имеют одну функцию – «охранительную» 308. Таким образом, И.П. Павлов не только не отрицает существования инстинктов как таковых, но идет значительно дальше – объединяет их в одно общее, единое целое, которое, если обобщить высказывания ученого на эту тему, есть собственно тенденциявыживания , обеспеченная, в первую очередь, «элементарными эмоциями» 309. Понятие «элементарных эмоций» И.П. Павлова фактически тождественно понятию «главных эмоций» У. Кеннона, [76]которые не являются в его концепте фактом сознания, но фактом поведения целостного организма по отношению к среде, компонентом общего комплекса активности этого организма, необходимого для выживания 310. Таким образом, оба ученых указывают на первичную, исходящую функцию «тенденции выживания», которая свойственна всякому живому организму и обеспечивает его адаптацию, причем наличие этой тенденции выводится аналитически, что, по всей видимости, и смущает патриархов объективизма.