Геннадий Аверьянов - Руководство по системной поведенченской психотерапии

Мышечное напряжение возникает как в случае первосигнального, так и в случае второсигнального стресса (В.В. Суворова): при возбудимой форме первосигнального стресса наступает состояние гиперреактивности, растормаживание, выражающееся в повышенной эмоционально-речевой и двигательной активности, а при тормозной – скованность движений, стремление переживающих стресс лиц не двигаться, не действовать, не воспринимать, не говорить. При второсигнальном стрессе в зависимости от возбудимой или тормозной формы могут возникать состояние мышечной скованности, тремор, ступор с мышечной ригидностью, приближающейся по силе к явлениям паралича, выраженные реакции мимической мускулатуры, может увеличиваться скорость речи, голос становиться более высоким, звонким и громким 424.

Однако возникающее мышечное напряжение далеко не всегда реализуется необходимым, надлежащим ему образом; зачастую оно затормаживается, то есть за возбуждением мышцы не следует ее расслабления (разрядки). Причем если учесть положение Г. Селье о том, что первая фаза стресса – это «реакция тревоги», а затем сопоставить это положение с другим тезисом ученого о том, что только «бегство» не является «внутренним ядом», то отсюда последует несколько весьма серьезных выводов.

Во-первых, из сказанного следует, что как нападение, так и подавление интенции бегства (а тревога требует бегства) – сами по себе являются травматическими, «ядовитыми». По всей видимости, ситуация определяется примерно следующей последовательностью реакций: некое внешнее воздействие вызывает тревогу (мобилизация с «направленностью от »), тревога предполагает бегство, однако по тем или иным причинам (установившиеся некогда динамические стереотипы, господствующие доминанты) эта интенция подавляется (тормозится, удерживается, блокируется), и ее место занимают какие-то другие, «победившие» реакции, также требующие мышечного напряжения (нападения – в случае кататоксического ответа, примирительные – в случае синтоксического ответа). Иными словами, происходит, образно выражаясь, троекратное напряжение: 1) изначальное напряжение, могущее обеспечить бегство; 2) напряжение, призванное подавить возникшую интенцию бегства [141] 425; 3) напряжение, обслуживающее или нападение, или примирительные реакции. [142]Подобное регулярное перенапряжение неизбежно ведет к истощению, то есть не к «разрядке», а к утрате «сил».

Во-вторых, возникшие напряжения (перенапряжения) отнюдь не являются «пассивным грузом» [143] 426. Механизмы обратной связи обеспечивают поддержание тех эмоций, которым эти напряжения соответствуют [144] 427. Данное положение впервые было высказано Ч. Дарвином: «Свободное выражение внешних признаков эмоций, – писал он, – усиливает их» 428; особенно отчетливо оно прослеживается в теории эмоций Джеймса-Ланге [145] 429. «Более рационально, – пишет У. Джеймс, – выражаться так: мы опечалены, потому что плачем; боимся, потому что дрожим, приведены в ярость, потому что бьем другого» 430; именно это положение лежит и в основе театральной школы М. Чехова 431. Интересные данные по механизмам обратной связи были получены и в лаборатории И.П. Павлова, где в эксперименте была показана роль проприоцептивных условных рефлексов [146] 432. Этот взгляд подтверждается и данными современных исследований [147] 433. Таким образом, оставшиеся нереализованными («неразряженными») мышечные напряжения по механизмам обратных связей вызывают соответствующие им эмоциональные реакции. Данные положения легли в основу психотерапевтических методов В. Райха [148] 434, А. Лоуэна 435, Я. Морено [149] 436, Ф. Пёрлза 437, И. Рольф 438, А. Янова 439, А. Грина 440, Д. Чодороу [150] 441.

С другой стороны и в-третьих, наличие этих своеобразных «эпицентров» неблагополучия (мышечного напряжения) по механизмам обратной связи влечет за собой не только поддержание прежних эмоциональных реакций (или фона), что само по себе, конечно, важно, но и иные, более существенные следствия [151] 442. Как показывают данные ряда исследований, 1) эмоции могут и должны рассматриваться как процесс, организующий мышление [152] 443, 2) они способны формировать отношение человека к действительности [153] 444, 3) оказывать избирательное влияние на восприятие и научение [154] 445,а также 4) реорганизовывать приобретенный опыт посредством процессов воображения, фантазии и мышления. [155]

Итак, значимость эмоций во всех представленных выше аспектах не вызывает сомнения. Если же человек лишается ситуативности (реакции не соответствуют в полной мере актуальным событиям), получая дополнительные и неадекватные «сообщения» со стороны «неразряженных» «блоков» мышечного напряжения (неотреагированного мышечного напряжения), то очевидно, что его адаптивность снижается, а неблагоприятный фон, запечатленный в мышечных «блоках», определяет (в числе прочих факторов) направленность его мышления, воображения, фантазии, способствует формированию неадекватного отношения к действительности, а также ориентирует познавательный процесс таким образом, что негативные обстоятельства оказываются для него более «очевидными» и значимыми. Все это, как показывают данные А. Бека 446и А. Эллиса 447, является механизмом возникновения патологических состояний.

Здесь остается осветить вопрос, касающийся «характера» господствующих мышечных «блоков» (или, иначе, проприоцептивно образованных доминант), формирующихся у индивида в социальном пространстве нашей культуры. К. Изард, опираясь на исследования С. Томкинса, так формулирует следующие положения «нормативной социализации страха»: 1) ощущения страха у ребенка не сводятся к минимуму; [156]2) родители считают, что страх не вреден; [157]3) отсутствует какая-либо компенсация страха; [158]4) ребенка не научают переносить страх; [159]5) ребенка не научают противодействовать источникам страха; [160]6) родители обращают мало внимания на признаки страха у ребенка [161] 448.

Однако в данном контексте особенно важно не то, что ребенок в процессе своей социализации научается страху, но то именно, что он не имеет возможности на этот страх отреагировать соответствующим образом: бегством, полноценным защитным движением верхнего плечевого пояса и т. п. Ребенку приходится выполнять огромное число действий, которые вызывают в нем страх. [162]Напротив, спонтанная двигательная активность ребенка подавляется под угрозой страха. Подавляются также и социально неприемлемые реакции гнева, ярости и т. п. Все возникающие здесь напряжения останавливаются словно на полуслове, замирают; избыточное напряжение проявляет себя в тиках, судорожных подергиваниях, спазмах, снохождениях, ночных (утренних) пробуждениях с выраженным мышечным тонусом и чувством тревоги и т. п.