Робин Уотерфилд - ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения

До того как были даны эти четкие руководящие указания, имели место некоторые экстраординарные случаи. Нечто из ряда вон выходящее случилось на суде в Коламбусе, штат Огайо, в 1962 году. Подзащитным был Артур Неб, который на глазах у свидетелей ворвался в дом ушедшей от него жены и ранил ее и ее любовника, последнего — смертельно. По требованию адвоката, судья позволил загипнотизировать Неба прямо на суде, чтобы он припомнил фатальные события того вечера. Хотя представителям публики и разрешено было остаться, присяжные временно удалились из зала суда, пока происходило введение, и вернулись туда заслушать показания загипнотизированного. Его рассказ о событиях решительно отличался от показаний свидетелей; например, он утверждал, что пистолет впервые появился во время схватки с женой в противоположность утверждению прокурора, что он спокойно вошел в комнату и открыл огонь. Сообщение Неба решило дело, ибо он был признан виновным лишь в непредумышленном убийстве с заключением на срок от одного до двадцати лет, а это дало ему возможность просить об освобождении уже через восемь месяцев.

Похожая необычная сцена разыгралась несколько лет спустя в одном канадском суде, и таким образом судебный гипноз проник и в британскую систему. В 1967 году Глэйди Пит была обвинена в попытке убийства своего мужа. Она била его молотком по голове, за то, что тот сказал, будто она занималась сексом с его другом, который в это время был вместе с ними. Она не помнила о том, как это произошло, но под гипнозом рассказала, что молоток лежал на стеллаже в спальне, и потому ей не пришлось ходить за ним в другую комнату; последнее было бы расценено как умышленное действие. Таким образом, она была признана виновной только в оскорблении действием и приговорена к одному году тюрьмы.

В других экстремальных случаях суды США не раз отклоняли дело, так как полагали, что подсудимый, сознаваясь в преступлении под гипнозом, делал свое признание не свободно. Таким образом, например, был с большим шумом освобожден Камило Лейра после нескольких лет тюрьмы; по мотивам другого такого случая с несовершеннолетним мальчиком поставлен фильм «Убийство или память?» Такого рода случаи привели некоторые компетентные агентства, ФБР и отделение полиции Лос-Анджелеса к решению затянуть гайки в судопроизводстве, и тогда многие суды стали более непредвзято относиться к свидетельствам, полученным гипнотическим путем во время следствия. Однако до сих пор и адвокаты, и прокуроры прибегают к уловке, когда ставят под сомнение свидетельства своего оппонента, оспаривая научную достоверность гипнотизма и правдивость такого рода восстановленной памяти: «Вспомнили вы это сами или только под гипнозом?» Это может привести к вызову в качестве свидетеля эксперта для дачи комплексных показаний, чего можно и чего нельзя достичь при помощи гипноза, и цитирования списка предшествующих прецедентов, что, конечно, изрядно запутывает дело.

В Штатах допустимость научных свидетельств в суде традиционно основывается на критерии «признанности внутри соответствующего научного сообщества» («Фрай против Соединенных Штатов», 1923). По моему мнению (и по мнению многих людей, более сведущих в этом вопросе, чем я), это и по сей день должно оставаться руководящим положением. При наличии необходимой предосторожности, как это было подчеркнуто выше, нет никаких веских причин исключать полученные под гипнозом свидетельские показания. «Соответствующее научное сообщество» — психотерапевты и психологи — знают об ограничениях гипноза и смогут их учесть.

Судебные постановления в случаях с Небом и с Пит предполагали абсолютную точность восстановленных под гипнозом воспоминаний, и не раз авторы работ по судебному гипнозу говорили, что в этом-то и заключается смысл извлечения показаний под гипнозом. Однако есть серьезные поводы для сомнений. Во-первых, встает общий вопрос, так ли уж точны наши воспоминания, как это нам кажется? Во-вторых, неужели самозащита и самообман настолько хорошо преодолеваются гипнозом, что он превращается в истину последней инстанции? И, в-третьих, нет ли здесь возможности конфабуляции?

Многочисленные тесты показывают: что бы мы там ни думали о надежности наших воспоминаний, на самом деле они не таковы. Студенты одного из американских университетов были подвергнуты опросу 29 января 1986 года, через день после того, как взорвался космический корабль «Челленджер»; и тот же самый вопрос — «Как они восприняли эту новость?» — был повторен через три года. Только трое из сорока четырех студентов дали те же самые ответы, в то время как одиннадцать— ровно четверть — показали ноль совпадений, в том смысле, что их ответы в 1989 году во всех отношениях отличались от ответов 1986 года. Однако многие студенты сообщали, что они уверены в точности своих воспоминаний. Эта-то уверенность и представляет опасность гипнотически восстановленной памяти, так как такая чрезмерная уверенность, с которой свидетель выступает в суде, действует слишком убедительно. Есть хорошие экспериментальные данные, показывающие, что под гипнозом, как и во сне, и в ИСС, мы очень склонны воспринимать реальность субъективных переживаний без всякой критической оценки. Другими словами, доверяя восстановленной памяти, мы можем стать жертвой ошибки. В спектакле «Gigi» известная всем песня «I Remember It Well» остроумно показывает, как два человека могут иметь совершенно разные воспоминания об одном и том же событии.

Память детей еще более податлива. Школьников опрашивали через несколько недель после нападения снайпера на их школу, и в большинстве их сообщений по поводу случившегося было много фантазий и желания повторения. Хотя многим из нас приятно было бы думать, что каждое перенесенное нами событие откладывается где-то в уме и при случае может быть восстановлено, почти нет никаких данных в пользу этого предположения. Подавляющее большинство исследователей сегодня заявили бы, что наша память неточна и выборочна и что она реконструктивна, а не репродуктивна, особенно если речь идет об автобиографической памяти. Воспоминания не запечатлеваются, словно на какой-то восковой пластине, где-то в мозгу раз и навсегда; мы играем с ними, приукрашиваем их, изменяем их. Быть может, у нас и есть какие-то регистраторы в мозгу, но они включены не все время, и мы к тому же редактируем материал. Более того, память — это не какой-то изолированный феномен, но находится под влиянием как настроения, так и воображения.

Короче, современные исследователи и мыслители утверждают, что точность памяти не гарантируется ни количеством припоминаемых подробностей, ни качеством этих подробностей, ни живостью воспоминаний, ни эмоциональной увлеченностью вспоминающего, ни сохраняемостью этих воспоминаний на протяжении времени, ни уверенностью вспоминающего, ни честностью человека, ни даже тем фактом, что в целом у него хорошая память. Нет иного способа проверить точность воспоминания, кроме независимого физического подтверждения.